Глава без номера, к дневнику почти не
относящаяся. ЗАКАТ КУРНОСОГО.
I
Данилыч наш улов высмеял. С точки
зрения бывшего очаковского рыбака,
бычки были делом нестоящим. Зато
шкипер внимательно осмотрел камыши
Малого Дзендзика, где безмятежно
тянули сеть две лодки, и велел Дане "приготовить
снасть"...
Но это так, к слову. То, о чем говорится
в этой главе, произошло значительно
позже, в последние дни путешествия, на
Волге. Даже не "произошло", а
происходило; да и сейчас происходит. И
не только на Волге - на Дону, на Черном
и Азовском морях, повсеместно.
Просто на Волге это явление наиболее
заметно. Речь идет о браконьерстве.
II
Последние дни путешествия мы
провели на Волге, спускаясь от
Волгограда к Астрахани.
Это были чудесные дни. Цель
путешествия достигнута, спешить
больше некуда. Легкая тоска по дому - и
легкая ностальгия по лежащему позади
пути, сладкая грусть окончания, от
которой лишь ярче становятся и чудеса,
и быт дороги.
Нижняя Волга хороша. Могучее русло
окружено сплетением боковых уютных
проток, для ночевки всегда найдется
тихий затон, ночи тихие, немного
душные, и мы подолгу сидели на палубе в
чернильной тьме, вспоминали наш путь,
пели - способность Волги
катализировать песенный порыв давно
известна.
Но иногда нам мешали. В темноте
раздавался треск подвесного мотора,
потом замолкал, легкий удар по борту
яхты - и хриплый голос:
- Грязь нужна?..
Данилыч включает фонарик; луч
выхватывает два-три лица, иногда это
страшные испитые рожи, а иногда лица
как лица, хотя и принадлежат они
браконьерам. Следует добавить:
профессиональным браконьерам.
Ill
Браконьерство бывает любительское,
профессиональное и государственное. С
медицинской точки зрения человек,
выпивший рюмку вина, может считаться
начинающим алкоголиком; точно так же
рыбак, поймавший карасика меньше
установленного размера, со строго
юридической точки зрения браконьер.
Простейшая стадия браконьерства -
бытовая. Веселая компания выехала к
реке и ловит раков в период линьки. У
них нет ни рачниц, ни наживки - только
пиво, под которое раки хорошо идут. Эти
горожане, эти лопухи о запрете чаще
всего и не знают. Ну, может, кто-то
краем уха слышал...
- Ребята, а ведь мы браконьеры! -
говорит такой знаток. Это шутка:
остальные смотрят на добычу, которая
легко уместилась в кепку Вити
Гвоздика, юноши с головой удивительно
скромных размеров, и смеются. Больше
всех довольны дамы: они гордятся
своими мальчиками, своими добытчиками,
своими секачами.
Антиподом глупой компании является
старик бакенщик. Он хорошо оснащен, а
главное, "знает места". Знает
бакенщик (егерь, охотовед, сторож
лодочной станции) и то, что ловить
сетью нельзя; но даже в шутку
браконьером себя не считает.
- Дед ловил, и я буду, - говорит
несознательный сторож, а биолог с
высшим образованием строит кривую
популяции, из которой следует одно: не
надо на корм скоту губить плавни.
В целом они правы. У деда-рыбака сеть с
крупной ячеей. Молодь он сам выпустит,
надеясь поймать подросших судачков
осенью. Егерь подстрелит десяток
ворон, каждая из которых уничтожает
недосиженных яиц кряквы больше, чем
поместилось бы в сапогах егеря,
наполненных к вечеру болотной жижей.
Ни один кабинетный боец за среду не
заинтересован в охране дичи и рыбы
больше этих людей; их неправедная
охота никогда не переходит в
хищничество из-за весьма
прозаического мотива собственности:
это же мое! Что ни говорите, а
профессионалы в любом деле полезны;
дать бы им власть над химическими
предприятиями - всю бы страну рыбой
накормили.
Но все общее, а значит, все ничье - так
рассуждает самый страшный браконьер,
лишь немного перевирая, вернее,
перенося на несвойственную ему почву
вольной охоты принцип нашей недавней
государственности. А может, и не
рассуждает - он так воспитан, а это
куда важнее. И не случайно в
Казахстане сквозь борта грузовиков
течет кровь сайгаков, грудой
сваленных в кузов, и не случайно
плывут вниз по Волге трупы осетров со
вспоротыми ради икры животами.
IV
Волжские браконьеры называли "грязью"
черную икру. Самого осетра они зовут
Курносым. Продавали "грязь"
дешево: втрое, иногда и вчетверо
дешевле госцены. Но мы так ни разу и не
купили.
Сначала собирались. Почему бы не
привезти домой банку-другую? Каждый из
нас - не ханжа и не святой; когда "грязь"
предложили впервые, покупка не
состоялась только потому, что икра
была свежепросоленной и до Одессы
могла не достоять.
Кстати, самого Курносого браконьеры
не предлагали, и на то были особые
причины.
Фарватер Волги широк. Днем вода
становится белой от непомерной
яркости солнца, над водой струится
дымка, и в этом ослепительном мареве
труп осетра можно заметить метров за
сто, не дальше. В течение дня мы
замечали одного-двух; однажды пять.
Ширина Волги в тех местах не меньше
километра. Так сколько плывет по всей
реке?
И примерно треть плывет со вспоротыми
животами.
Волжскому браконьеру нужна "грязь",
сам Курносый ему без надобности. То
есть он бы его взял, но ведь есть и
рыбоохрана. Выскочит из протоки
рыбоохранный катерок - куда с Курносым?
Выкинешь - поплывет, сразу увидят.
Сядешь. А "грязь" тяжелая.
Стеклянная банка с икрой тонет сразу.
Бульк!..
Поэтому Курносого потрошат, а тело
выкидывают, не дожидаясь следствия.
Издали труп осетра похож на корягу - до
полутора метров длиной, больших мы не
видели. Вблизи можно разглядеть дыру в
брюхе, в которой плещется вода. И когда
мы на все это насмотрелись, покупать
икру расхотелось.
Жалеть осетра трудно, он не вызывает
жалости. Легко жалеть теплокровное
животное - собаку, лошадь, какого-нибудь
симпатичного бурундука; и даже в
физиономии иной рыбы, в том, как
разевает рот карась, можно усмотреть
нечто человеческое. И, соответственно,
умилиться. Курносый умиления не
вызывает: он слишком велик, силен, а
главное - чужд человеку. Он слишком
древен.
Древность осетрового рода в
доказательствах ихтиологов не
нуждается, на него достаточно
взглянуть. Удивительное рыло; акулий
рот, рот на животе; странные ряды шипов,
хрящеватых наростов на спине. Эти шипы
какие-то ископаемые, они наводят на
мысль о динозаврах; говорят, что любая
царапина от такого шипа быстро
загнивает. А в целом Курносый красив,
вернее дивен: и красив и страшен.
После убийства осетр не нужен не
только человеку, но, по-видимому, и
природе. Эти трупы даже чайки не клюют,
хотя иногда на них садятся. В чем тут
дело - не знаю; возможно, слишком
плотная кожа. Достался бы хоть ракам,
но раки на поверхность не поднимаются.
V
И нелегко ответить на вопрос - что
тут можно сделать?
Можно усилить рыбоохрану. Даешь
каждому браконьеру по рыбинспектору!
Знаете, что из этого единственно
выйдет? Подорожает икра.
Значит, нужно браконьера
перевоспитать.
Ну а кто этим займется? Порядочные
люди, живущие у воды, браконьера не так
уж и осуждают. Рядом рыбколхоз, он тоже
добывает Курносого, однако икру и
балык увозят подчистую, и куда, тоже
понятно. У браконьера хоть
разживешься. Когда человек сидит у
реки и видит рыбу, ему хочется ее есть.
И это правильно: рыбу нужно есть, в ней
много фосфора.
И даже если взрастить поколение
граждан, у которых икра будет вызывать
аллергию, останутся те осетры, что
плывут по Волге с нераспоротым брюхом.
VI
За спуск в воду отработанного
горючего на Волге положен суд. Возле
ГЭС имеются боковые каналы или
подъемники для проходной рыбы. Волгу
берегут. По берегут по мелочам, а там,
глядишь, сероуглеродный гигант пустят...
Ага, подумает читатель, вот мы и
подобрались к "охране окружающей
среды", проблеме, которая настолько
навязла в зубах, что говорить и читать
о ней уже невозможно.
Ошибаетесь: об охране среды я ничего
не скажу. Я в ней мало что понимаю. И
пишу только о том, что сам видел.
Волжского осетра сохранить можно. А
вот в Азовском море нам встречались
тела дельфинов. Здесь живет мелкая
порода сереньких дельфинов "азовочка".
Никто на них не охотится. Они гибнут,
задохнувшись в рыбачьих сетях, и их
трупы запутаны в крепкие нейлоновые
петли. Можно сохранить "азовочку"?
Можно... а вот у нас на Черном море
давным-давно исчезла прелестная рыба -
скумбрия. И никто не знает, почему.
Наверно, если перенести южный
промышленный комплекс на Север,
скумбрия вернется. Но вам не кажется,
что тогда кто-нибудь сдохнет на Севере?..
Я вообще что-то ничего не понимаю.
Каждый, кто пишет об "охране среды",
рано или поздно обязательно ввернет
фразу: "Прогресс не остановить, мы
этого и не предлагаем..." Какой
прогресс?! Навоз значительно сложней и
совершеннее, чем любая минеральная
соль! Правда, на этом основании иногда
предлагают во всем вернуться к навозу.
Тут какая-то чудовищная путаница.
Парус не только экологичней АЭС -
детали его работы значительно тоньше,
по сей день мы, физики, описать их
толком не умеем. Это один из самых
сложных механизмов, которыми
пользуется человечество. С другой
стороны, полупроводниковый солнечный
элемент и умней, и чище любого костра.
Сколько можно путать громоздкое и
грандиозное с прогрессивным - и
одновременно почему-то считать
архаическое безвредным? Почему именно
пауку обвиняют в том, что
промышленность пользуется
керосинками?!
Пусть не пользуется. "Некеросинки"
давно придуманы. Если попросите, мы
еще придумаем. Но вы ведь и то, что уже
есть, не берете!
При этом строится цепочка: дороже -
сложнее - неэффективно - ненужно -
невозможно. Отказать.
А в целом все за. Никому неохота дышать
гарью и пить то, что течет из кранов у
нас в Одессе.
Здесь как с ростом населения.
Человечеству в целом рост этот уже не
нужен, вреден. А каждому государству в
отдельности - нужен и полезен.
Минводхоз занят святым делом: печется
о своем коллективе. Я специально
привожу примеры известные,
тривиальные.
У волжских браконьеров тоже есть свои
коллективы. У нас сохранилась
фотография: человек восемь, из них
пятеро уже отсидели; все какие-то
обескровленные, высохшие от пьянства
и ночного образа работы, а при них -
здоровенная мадам, повариха,
организатор сбыта и вообще. Мы с этой
атаманшей довольно мило поболтали - об
охране природы. Думаете, ей не обидно
было, что завтра ее детям-браконьерчатам
придется, за отсутствием осетров,
пойти по профсоюзной линии?.. Просто
она никак не могла догадаться: что же
делать, чтобы этого не произошло?! Ну
что?
Я слушал ее сентенции и все яснее, за
спецификой чисто браконьерских
доводов, улавливал нечто давно и
хорошо знакомое. Стимул: хоть день, да
наш. Оправдание: для людей стараюсь,
своих людей; каждый должен заниматься
своим делом. И принцип: не слишком
умствуй.
Нет, что ни говорите, а браконьеры -
люди государственные. Обратное,
вообще говоря, неверно; но только "вообще"
говоря.
Впрочем, это к теме браконьерства уже
не относится.
А теперь вернемся на Азовское море, к
Бердянской косе. Я должен сознаться:
на борту "Юрия Гагарина" была
браконьерская снасть -
тридцатиметровая сетьпутанка. В тот
вечер еще была.
