Солнце оторвалось от изрытой волнами линии горизонта. Верхушки
гребней окрасились багровым, но основное, мертвенное освещение создавала
с запада все еще яркая луна. В зрелище двух равноправных светил над хаосом
свинцово-багрового моря было нечто инопланетное. При виде этой ожившей иллюстрации
к фантастическому роману хотелось ущипнуть себя и проснуться.
Я ущипнул себя и проснулся. Несмотря на броски яхты, спать хотелось невыносимо.
К счастью, вахта кончалась; из кубрика снова возникли Саша с Даней. Вид
у них был помятый.
- Ух ты! Да... - только и сказал мастер по парусам, бросив взгляд на космический
пейзаж моря.
Я сполз вниз. Каюта напоминала свалку во время землетрясения. Все, что
когда-то пряталось в углах, лежало на койках, висело на стенах, теперь
перекатывалось, сплеталось, сложно сочеталось на полу. Хрустели осколки
бутылок; судя по запаху, это были бутылки из-под уксуса и коньяка. В сплетении
простынь и одеял, как самородки в породе, сверкали банки тушенки. Все
это безобразие было присыпано супнымн концентратами, посолено, подсахарено,
поперчено и вымазано повидлом. Дубовый анкерок, исходя последними каплями
воды, бодал переборку.
Я вяло и неудачно увернулся от анкерка, заполз на широкую носовую койку,
заклинился...
- В одиннадцать покажется Бердянский буй. Потом - берег! - Эти слова Сергея
я слышал, проваливаясь в сон, сон, сон...
II
Из лоции Азовского моря.
Северный берег Азовского моря простирается от Крымского полуострова
до Таганрогского залива на 112 миль. Этот обрывистый берег пересечен
во многих местах балками. К югу от него отходят косы Федотова, Обиточная,
Бердянская и Белосарайская. Все косы настолько низкие, что в некоторых
случаях приметные пункты северного берега открываются раньше, чем сами косы.
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: подход к северному берегу Азовского моря требует особой
осторожности: судно может быть снесено на отмели, простирающиеся от
кос, или на сами косы.
- Вижу землю! - разбудил меня глас Данилыча. - Сергей! Уже
одиннадцать, где же твой буй?!
Для обозрения берега вся команда собралась наверху. Ветер завернул к югу
и немного стих. Волны стали ниже, но еще круче.
Далекая земля виднелась почему-то с трех сторон: спереди, справа и слева.
Полупроснувшийся Сергей долго смотрел в карту, потом уверенно ткнул куда-то
пальцем, заорал: "Мы сейчас тут!", повернулся к Дане и уже тише, конфиденциально
прокричал:
- А где буй, сам не знаю!
Мастер по парусам не отозвался. Как обычно в подобных случаях, Даня восседал
на носу, впередсмотрящим. Неожиданно он пробормотал что-то вроде "ты будешь
смеяться!" и передал Сергею бинокль. От судового врача бинокль перекочевал
к Данилычу, потом к Саше, потом ко мне; обошел всю команду. Происходило все
это молча: прокомментировать увиденное никто не взялся. Далеко впереди, то
почти скрываясь между волнами, то возносясь, мелькал в штормовом море
рыжий треугольник паруса.
Берег быстро приближался. Показались корабли на рейде, силуэты портовых
кранов, нашелся Сережин буй... Справа тянулась Бердянская коса; земля
слева была косой Обиточной. На девяностомильном ночном переходе мы промахнулись
всего миль на пять.
Парус впереди тоже рос, был виден уже и невооруженным глазом. "Гагарин"
явно догонял, побеждал, справлялся... Вот рыжий треугольник повернул направо,
к Бердянской косе; мы за ним. Никто по-прежнему ничего не говорил, только
Сергей чаще обычного с шипением - чшш?.. - втягивал в себя воздух. Все ближе,
ближе... Вдруг парус впереди накренился, мелькнул на фоне песчаного берега
- и исчез.
Из лоции Азовского моря.
Бердянская коса ограничивает Бердянский залив с востока. Восточный берег
косы сравнительно приглубый. Вблизи западного берега лежит остров Малый
Дзендзик. От этого же берега выступает полуостров Большой Дзендзик.
В южной части полуострова видны строения рыбозавода.
Полуостров Б. Дзендзик и остров М. Дзендзик ограничивают с запада небольшие
бухты, используемые для стоянки рыболовных судов.
Нас качало все меньше: "Гагарин" входил в защитную зону косы.
Переход от шторма к покою был резок. Теряя свинцовые оттенки, вода налилась
безмятежно-голубым. Еще двести, еще сто метров - и нас окружил уютный,
заброшенный рай. Рыбозавод на косе был покинут людьми; он тонул в зелени
камыша, подступившего к стенам, и напоминал поглощенные джунглями города
древней Индии. Напротив развалившегося причала стояли сети, которые никто
не проверял. Неподвижно висела в голубой воде лодка, на которой никто
не плавал. За узкой полосой песка, в искрящейся васильковой лагуне, виднелся
маленький пирс и возле него...
- Это не "Мечта"! - с облегчением выдохнул Даня. В лагуне стоял небольшой
швербот.
Промеряя глубину, мы подошли к берегу. Смолк восемнадцатичасовой грохот
мотора. Уши затопила тишина. Коротко прогремела якорная цепь. Сергей осторожно
кашлянул, пробуя голос.
На корме незнакомого швербота теперь уже ясно .была видна надпись - "Миф".
Порт приписки - Роcтов. На палубе ни души; мачта покосилась, на крыше
каюты лежал несвернутый, видимо, только что сбитый штормовой парус...
- Черт бы вас побрал, - пробормотал Даня. - нервы?..
- Пижоны, - согласился Данилыч. И тут же из каюты "Мифа" высунулась взлохмаченная
голова. Долговязый парень с осунувшимся лицом вылез наружу. В руках он
держал обломок румпеля.
- Салют, ребята! Меня зовут Валера. У вас лишнего руля не найдется?..
III
К вечеру в бухте под прикрытием Дзендзиков собралось не меньше
десятка яхт. Вдали, за косой, по-прежнему ревел бессильный здесь шторм.
У летчиков есть термин "улететь на палке". Это значит, что человек спешит,
а мест в самолете уже нет. Тогда между креслами пилотов кладется палка.
Настоящий шофер никогда не проедет мимо машины с поднятым капотом.
Если на экзамене по спецкурсу "Статистическая теория жидкости" тонет студент,
спасать его бросается вся кафедра.
И вот что любопытно: после подобных контактов настроение повышается и
у нуждавшегося в помощи, и у того, кто помогал...
Яхты прибывали поодиночке в течение всей второй половины
дня. Было интересно следить, как помятое суденышко забегает в лагуну:
экипаж сбивает паруса, лица у всех ошалелые, голоса хриплые, сорванные, ненужно
громкие; отдают якорь, начинают озираться; постепенно приходят в себя, здороваются,
И вливаются в дружную компанию бухты Большого и Малого Дзендзиков.
Странные сюрпризы преподносит путешествие. В Ялте, встретившись с давними
друзьями, не знаешь, о чем говорить. А с людьми, которых видишь впервые,
находится множество точек соприкосновения.
- Стаксель - в куски. Ну, думаю...
- А у нас? Сижу в кокпите - мокренько!
- Насчет мачты у Данилыча поинтересуйтесь. У одесситов все есть! - весело
кричит из воды, прилаживая к корме "Мифа" новый руль, старожил бухты Валера.
По-домашнему сохнут на крышах кают подушки и простыни, кто-то негромко
чертыхается, штопая парус, кому-то понадобился ключ на семнадцать; Саша варит
борщ - и ароматный пар плывет над лагуной; Даня оседлал мачту таганрогского
"Витязя", помогает чинить рею; и течет над водой, то и дело прерываясь
грубоватым смехом, неторопливая беседа яхт.
Раздается возглас: "Генацвале, прими швартовы!" - и еще один гость появляется
в бухте: кэч "Арго" с грузинским акцентом... За косой все так же гудит
шторм.
А вечером на борту "Гагарина" состоялся прием. Починившиеся
яхтсмены прибывали на минутку, с визитом вежливости; на минутку присаживались
и уже никуда не уходили. Здесь были просоленные представители двух морей
- Черного и Азовского.
Удивительно много народу может поместиться в каюте! Валера - терапевт
из Ростова - сидит, упираясь головой в потолок, на острых коленях батумского
докера. Между плечами двух сварщиков - Эдика и Фимы - зажат шкипер, по
профессии портной. Уже ясно, что борща на всех не хватит, и не только борща;
но кто обращает внимание на подобные мелочи во время спора о том, "чье море
лучше"!
- Мелкое?! Потонуть хватит! А ветра...
- Рыбы у нас меньше, да. Зато простор!
- Генацвале, дайте я скажу! Яхтингу мешает пограничная система, верно?
- Еще как! Ну?..
- В таком случае у нас два выхода, генацвале: либо упразднить границы,
либо сделать Черное море внутренним!..
Мне было хорошо с ними. Спор, основанный на местном патриотизме, скоро
иссяк, капитаны "Мифа" и "Арго" сцепились уже на новой почве: сравнивая
бермудское парусное вооружение с гафельным . Два судовых врача делились
последними каплями средства по профилактике насморка в открытом море. Разногласия
возникали непрерывно, по каждому поводу, но это были разногласия единомышленников.
И только одна маленькая заноза не давала мне покоя. Сергей
сидел рядом со мной; последние полчаса он пытался разучить с Эдиком и
Валерой одесскую песню "Придешь домой, махнешь рукой, выйдешь замуж за
Ваську-диспетчера". Аккомпанемент - и кого из гостей черт дернул захватить
гитару! - как всегда у врача-навигатора, смахивал на испорченное "Болеро"
Равеля; но не в том дело...
Сейчас я уже не понимал: на каком мы свете? Если на мирном - похоже, что
так, - то не начнется ли из-за оставшейся неопределенности новое расхождение?
Сколько можно, сердито подумал я и повернулся к Сергею. Только что отзвучал
последний аккорд "Болеро"; судовой врач опустил гитару и весело смотрел
на меня.
- Знаешь что? - начали мы одновременно... Продолжения не понадобилось.
Далее мы действовали по примете - продублировав слова, собеседники должны
взяться за что-нибудь черное и загадать по желанию - и оба ухватились
за клеенчатую зюйдвестку пожилого капитана "Витязя". Думаю, что загаданные
нами желания совпали.
- Вы чего, ребята? - Капитан "Витязя" снял с себя зюйдвестку и внимательно
осмотрел. По другую сторону стола дружно рассмеялись Саша с Даней. Общий
разговор - уже о проблемах речной навигации - пошел своим чередом.
Мне жаль, что вас не было с нами в ту ночь, читатель. Мы
просто сидели все вместе и беседовали; иногда пели, пели и пили. Детали
ночи выделились из темноты, стали выпуклы и заметны - огни далекого порта,
уют и покой освещенной изнутри каюты, свежесть близкой воды. Ночь была прекрасна,
прекрасен был "я пронзительный спирт, и грубый вкус жесткой китовой тушенки,
и первобытный хаос стола; и ночь уже убывала, когда мы наконец разбрелись
по своим яхтам, по темным миркам, покачивающимся на масляной черной воде.
Жаль, что вас с нами не было.
