И
еще они плыли День, Ночь и День... И, слава
богу, им никто больше не встретился на их
нелегком пути!.. Но во вторую Ночь их все-таки
догнал злой и беспощадный шторм.
Снова
разлетались снасти!.. Рвались мокрые
веревки, разваливались блоки, трещали по
всем швам паруса!..
Большой
парус - почти в сто квадратных метров,
разлетелся в клочья! Не сладить было с ним
на такой волне, при таком ветре - ни рифы
взять, ни убрать его вовсе!.. Рук не хватало,
сил человеческих...
Бултыхались
в черной, пенной воде под одним стакселем.
Может быть, это и спасло, что грот
разлетелся ко всем чертям...
Штурвал
в четыре руки удерживали. Молились, только
бы не заклинила цепная передача! Только бы
не потерять управление!..
А
вокруг - ни одной живой души!..
Правда,
под утро, когда ветер уже стал слегка
стихать, осторожно подошло какое-то
суденышко (так и не разобрали в
предрассветных сумерках - кто, что, откуда?..),
предложило помощь - все конец толстого
каната с кормы показывали, дескать, "не
взять ли вас на буксир, господа хорошие?..
" Но Василий сказал Арону:
-
Пошли они... За этот буксир они у нас потом
все карманы вывернут! А нам еще жить на что-то
надо... Когда мы еще яхту продадим? Когда
свои миллионы получим!.. Точно?
-
Точно, - ответил ему Арон. - Не маленькие.
Сами выгребемся. А утром - будто ночью
ничего и не было!
Тишь,
гладь, да божья благодать... Вода -
зеркальная, без единого барашка. Чуть парит,
и от этого в усталых, провалившихся глазах
горизонт дрожит, размывается, теряет
четкость и смотреть на него подолгу трудно.
От напряжения слезы наворачиваются, в
висках начинает стучать...
Шли
под одним рваным и излохмаченным стакселем
и верным двигателем. Под мерный стук дизеля
пили кофе из термоса.
Со
встречного курса прилетел маленький
самолетик. Снизился, покружился над "Опричником",
помахал крылышками, развернулся и улетел
обратно.
-
Наверное, Хайфа близко, - сказал Арон. - С
чего это? – спросил Василий.
-
А такие маленькие далеко не летают... - Не
скажи. Вспомни пацана немецкого - Руста.
Откуда он прилетел, чтобы на Красную
площадь усесться? А самолетик такой же!
Арон
пожал плечами, ничего не ответил.
Во
всю пекло солнце. Наверное, уже израильское...
И на долгие разговоры просто не было сил.
Когда
солнце стояло в зените и жара стала
несусветной - показалась Хайфа.
Вернее,
не столько Хайфа, сколько мыс Рас-эль-Курум,
как сообщил Василий, держа в руках
последний том лоции Юго-Восточной части
Средиземного моря, изданный в одна тысяча
девятьсот семьдесят шестом году
Министерством обороны Союза ССР и Главным
управлением навигации и океанографии.
Прямо
по курсу уже виднелось большое белое здание
госпиталя, неподалеку от него угадывался
высоченный элеватор...
Справа
торчал в небо позолоченный купол храма, а в
глубине мыса, на вершине горы еще одно
приметное здание. Как сказал всезнающий
Василий - гостиница.
Василий
приволок из каюты крупномасштабную карту
"Подходы к порту Хайфа" - в одном
сантиметре пятьдесят метров, поглядел на
нее внимательно, прикинул на глаз новый
курс и сказал Арону:
-
Ароша... Лево руля градусов на пятнадцать-двадцать.
Как говорят в Одессе - теперь это без
разницы. Этот мыс - Рас-эль-Курум все равно
обходить. - Заход в порт со стороны бухты
Акко. А здесь у них главная набережная.
Здесь ни рыбы не половишь, ни на якорь не
станешь. Сплошные запреты!.. Как у нас...
Арон
молча довернул и повел "Опричник"
параллельно берегу. Минуты через три
откашлялся и неуверенно сказал:
-
Знаешь, Васька... А может, не будем продавать
яхту?.. Я чего-то к ней так уже привык... Да и
насобачились мы на ней вроде. Неужели мы с
тобой без этих миллионов на житуху не
заработаем? А по первости на ней даже жить
можно...
Василий
отложил в сторону карту и лоцию, уселся на
банку кокпита и уставился на Арона. Покачал
головой удивленно и сказал:
А
еще через минуту от мыса Рас-эль-Курум к ним
наперерез примчался большой белый катер, в
котором были три человека - двое в
незнакомой Арону и Василию форме, а третий
– лет пятидесяти, в белых брюках и белой
рубашке без воротничка.
Он
так темпераментно махал руками и что-то
кричал, что Арон невольно сбросил газ и
вопросительно уставился на него. А Василий
сплюнул в сердцах и уже отработанно гаркнул:
-
Ай гоу ту Хайфа!!!
-
А это что?! - простонал человек в рубашке и
показал на мыс Рас-эль-Курум. - Господин
Рабинович и господин Иванов!..
Я
- Шапиро из Мелитополя! Я пока буду ваш
переводчик!.. Немедленно повертайте к
набережной!!! Вас же там вся Хайфа ждет!..
-
Но там нет причала!.. - крикнул Арон.
-
Для кого?! Для вас?! Мишугине! Следуйте за
мной! - распорядился Шапиро и что-то на
иврите сказал людям в форме.
Те
рассмеялись, развернули катер и, стараясь
не уходить далеко от "Опричника",
неторопко повели катер к берегу - туда, где
виднелся белый госпиталь, золотой купол
храма, элеватор и гостиница на горе.
Арон
прибавил обороты двигателю и повел яхту за
катером с Шапиро из Мелитополя на борту.
Когда
до набережной оставалось метров сто
пятьдесят, Василий и Арон увидели огромную
толпу встречающих – человек триста, не
меньше!
Над
набережной висел длинный белый транспарант,
на котором по-английски было написано
метровыми буквами:
"АЙ
ГОУ ТУ ХАЙФА! "
-
Ничего себе... - пробормотал Василий. -
Мамочка родная!.. - Попали!.. - сказал Арон и
резко замедлил ход яхты, переведя двигатель
на реверсивный режим.
-
Ты что?.. Ты что?! - испугался Василий. - Ничего!
– отрезал Арон. - Я пока себя в порядок не
приведу, близко не подойду к берегу!
-
Неудобно, Арончик... - прошептал Василий,
поглядывая на рукоплещущую толпу.
-
Неудобно в таком виде на глаза людям
показываться, - сказал Арон. - Ты на себя
посмотри! Это же кошмар какой-то!..
Арон
оглядел Василия с головы до ног и будто
увидел его впервые: обросшего длинными
неопрятными космами, с двухнедельной
щетиной, грязного, измученного, в
пропотевшей и уже продранной тельняшке, в
разорванных шортах, сделанных из обычных
старых рабочих брюк при помощи одного
взмаха ножниц, с грязными заскорузлыми
руками, колени в ссадинах, черная пиратская
шапочка смотрела сломанным козырьком куда-то
вбок, на ногах вместо бывших баскетбольных
кедов чудовищные опорки...
-
Ужас... - сказал Арон. - Просто тихий ужас!.. А
теперь посмотри на меня. Что ты видишь?
Василий
пожал плечами: - Наверное, то же самое...
Только в два раза больше. - Тем более! -
сказал Арон. - Вали на бок, убирай стаксель к
чертовой матери и становись на носовой
якорь. А я отдам второй якорь с кормы.
Шапиро
из Мелитополя углядел, что "Опричник"
остановился и в панике закричал с катера:
-
Что случилось, господин Иванов?! Что такое,
господин Рабинович?! Ловко и очень
профессионально Василий убирал стаксель.
Арон выключил двигатель и крикнул в ответ
Шапиро:
-
Не волнуйтесь! Сейчас встанем на якорь, а
через тридцать минут подойдем к стенке! О'кей?
-
Никакого "о'кея"!.. - в ужасе закричал
Шапиро из Мелитополя. - Вы сошли с ума! Люди
уже второй час ждут встречи с вами!
-
Подождут еще полчаса, - ответил ему Арон. - Мы
почти пятьдесят лет ждали встречи с ними!..
Шапиро
в отчаянии схватился за голову, а катер
умчался к причальной стенке набережной, где
стояла толпа местных жителей в ожидании
героев всемирной прессы, радио и
телевидения - легендарных Василия
Рабиновича и Арона Иванова. Цветы, оркестр,
восторженные крики!..
На
"Опричнике" Василий уже отпустил
стаксель и даже успел аккуратно сложить его
в мешок. И теперь, охая и кряхтя, подтаскивал
тяжеленный якорь с толстой железной цепью к
носовому релингу.
Точно
то же самое, но на корме делал Арон. Только
без оханья и кряхтения. Он просто поднял
стокилограммовый якорь с провисающей цепью
и теперь держал его в руках в ожидании,
когда Василий будет в состоянии опрокинуть
свой якорь за борт.
-
Держись, Васюся! Сейчас мы им покажем, как
это делается! - крикнул Арон. Готов?
Оба
якоря с носа и кормы упали в воду
одновременно. Толпа на берегу
зааплодировала!
Загрохотали
якорные цепи...
По
мере погружения якорей в пучину
Средиземного моря грохот цепей все
усиливался и усиливался, становился почему-то
все громче, все страшнее!..
Затихла
на берегу толпа...
Арон
и Василий недоуменно переглянулись и вдруг
почувствовали, как "Опричник" затрясло,
залихорадило!..
Вибрация
стала такой мощной, что им поневоле
пришлось уцепиться за что попало, чтобы не
свалиться в воду!
Жутко
грохотали якорные цепи!.. Тряска достигла
невероятного предела и вдруг...
...
БЕДНАЯ СТАРАЯ ЯХТА С НЕЛЕПЫМ И
НЕЗАСЛУЖЕННЫМ НАЗВАНИЕМ, ПОСТРОЙКИ ОДНА
ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ ТРИДЦАТЬ СЕДЬМОГО ГОДА,
СОРОК ПЯТЬ ЛЕТ ПРОЛЕЖАВШАЯ В СЫРОЙ
ЛЕНИНГРАДСКОЙ ЗЕМЛЕ, КУПЛЕННАЯ АРОНОМ И
ВАСИЛИЕМ ЗА ПЯТЬ ТЫСЯЧ РУБЛЕЙ,
ВОССТАНОВЛЕННАЯ ЗА ДВАДЦАТЬ, ЛЕТАВШАЯ ПО
ВОЗДУХУ ИЗ ЛЕНИНГРАДА В ОДЕССУ, НЕ
ПОТОПЛЕННАЯ БОЕВЫМИ РАКЕТАМИ РОССИИ И
АМЕРИКИ, ПРОШЕДШАЯ ПО МНОГИМ МОРЯМ ПОЛТОРЫ
ТЫСЯЧИ МОРСКИХ МИЛЬ, ВЫСУШЕННАЯ
БЕЗЖАЛОСТНЫМ СОЛНЦЕМ, ИСТРЕПАННАЯ
БЕСПОЩАДНЫМИ ШТОРМАМИ, НЕ ВЫДЕРЖАЛА
ОБЫЧНОЙ ЯКОРНОЙ ВИБРАЦИИ И НА ГЛАЗАХ У
ИЗУМЛЕННОЙ ХАЙФЫ РАЗВАЛИЛАСЬ НА МЕЛКИЕ
ЩЕПКИ!..
Несчастный
"Опричник" рассыпался просто в прах!..
В
прах рассыпалась и мечта о десяти миллионах
долларов... Мечта проплыла по теплой
прибрежной израильской воде обломками
досок, обрывками парусов, кусками мачты,
каюты, карт, вырезками из газет всего мира и
фотографией Марксена Ивановича Муравича.
Набережная
застонала, закричала, зарыдала!.. - Васька...
Где ты?.. - захлебывался тонущий Арон и
беспомощно бил своими сильными руками по
воде...
-
Арончик!.. - Василий уже наглотался воды и с
выпученными глазами пытался ухватиться за
что-то, выныривал и снова погружался в воду...
От
причальной стенки уже мчались спасательные
катера, уже летели в воду пробковые круги...
Теряя
сознание, Арон ухватился за спасательный
круг и вдруг совсем рядом услышал
захлебывающийся голос Василия:
-
Не трогай, Арон!.. Минимум - пятьсот долларов...
Арон в ужасе отдернул руку от круга и
неожиданно для себя вдруг поплыл по-собачьи,
приговаривая:
-
За такие бабки пошли они в жопу... И откуда
силы взялись – он даже умудрился подплыть к
Василию, который уже уходил на дно, держа в
зубах выловленную фотографию Марксена
Ивановича, подтянул его повыше над водой и
прохрипел:
-
Греби, Васенька... Греби, родненький!..
А
толпа на набережной вопила, кричала,
неистовствовала... И если бы Василий и Арон
не были бы сейчас так заняты спасением
собственных жизней и не разучивали бы,
несколько запоздало, азы элементарного
плавания, а вгляделись бы в толпу на
набережной, они наверняка смогли бы увидеть
среди встречающих приодетых и сильно
похорошевших Клавку в Ривку - своих бывших
жен и настоящих сестер!
А
рядом с Клавкой и Ривкой они наверняка
увидели б Нему Блюфштейна с двумя детьми,
женой и старенькой одесской мамой...
Но
если бы Арон и Василий еще смогли бы и
прислушаться к тому, что вопила толпа, они
обязательно услышали бы, как Клавка и Ривка
орали на весь Израиль:
-
Арончик!.. Васечка!!! - Васечка!!! Арончик!.. - Ой-ой-ой!..
Они же никогда не умели плавать!.. - Арончик!..
Васечка!..
Думается,
что Арон и Василий могли бы услышать и
бывшего инженера-майора Нему Блюфштейна,
который причитал, словно синагогальный
служака:
-
Боже мой... Боже мой!.. Хоть бы они выгреблись!..
И уж конечно Василию и Арону было бы очень
приятно услышать, как Ривка и Клавка, не
сговариваясь, одновременно показали
пальцами на своих плывущих бывших мужей и
настоящих братьев и со знанием дела сказали
Неме хором:
-
За этих - не волнуйтесь! Эти - выгребутся!.. Но
ничего этого Вася и Арон не слышали и не
видели. Они плыли... Впервые, на исходе
пятого десятка лет своей нелегкой и путаной
жизни, задыхаясь и захлебываясь, помогая
друг другу из последних сил, по-собачьи, но
плыли!..