 |
Мыс Горн, которого Нокс-Джонстон достиг 17 января, встретил его мертвым штилем. Никто не ждал его, ни один самолет не показался над далекой землей, и он, никем не замеченный, проскользнул в Атлантический океан, затем мимо Фолклендских островов и еще дальше, вдоль побережья Южной Америки, до экватора. Он был уже на отрезке пути, который вел непосредственно к дому хотя идти еще предстояло долго. Единственный, кто мог достать его, - это Муатесье, который передал несколько писем какому-то рыбаку неподалеку от Хобарта в Тасмании 18 декабря. Затем Муатесье заметили 10 февраля мористее Фолклендских островов, но там, где он ожидал встретить противные ветры, было переменно, в то время как Нокс-Джонстон достиг зоны юго-восточного пассата. Было маловероятно, чтобы Муатесье смог догнать Нокс-Джонстона, но совершенно очевидно, что у него было значительно лучшее время, так как Муатесье стартовал на два месяца позже. Этот вопрос стал чисто акадмическим, потому что в следующий раз Муатесье заявил о себе уже у мыса Доброй Надежды, в то время как все считали, что он на подходе к экватору. Он зашел на внешний рейд Кейптауна и с помощью пращи забросил на палубу стоявшего на якоре танкера сообщение для «Санди тайме», в котором говорилось: «Мыс Горн пройден 5 февраля, сегодня 18 марта. Я продолжаю безостановочную гонку и иду на острова Тихого океана, потому что чувствую себя счастливым в море и, может быть, чтобы спасти свою душу». Эта новость была встречена с недоверием. Как можно отказаться от успеха и славы, когда те были у него в кармане? «Санди тайме» попыталась довести до него послание его жены, передав текст в радиотрансляции новостей по Южно-Африканской Республике: «Бернар, тебя ждет вся Франция. Пожалуйста, возвращайся в Плимут как можно скорее. Не ходи вокруг света снова. Мы будем ждать тебя в Англии. Пожалуйста, не разочаровывай нас. Франсуаза и дети».
Муатесье так и не услышал этого обращения, да и вообще невозможно сказать, как бы он повел себя, если бы получил его. Конечно, он подумывал о том, чтобы все-таки зайти в Плимут, получить приз, забрать все оборудование, которое там оставил, и утешить семью, но затем отказался от этого намерения, опасаясь вновь оказаться вовлеченным в жизнь, которую считал фальшивой, страшась снова очутиться в обществе, которое, по его мнению, губило себя голым потребительством, осквернением духовных ценностей и насилием. На этот раз плавание от мыса Доброй Надежды при жестоких зимних штормах было много сложнее первого. Четырежды его судно опрокидывалось, покуда он продвигался вдоль берегов Австралии еще дальше, в Тихий океан к острову Таити. Муатесье дошел до Таити 21 июня 1969 года, сделав полтора оборота вокруг земного шара, т. е. совершил самое длительное плавание в одиночку. По прибытии он сказал журналистам: - Говорить о рекордах глупо - это значит оскорблять море. Мысль о каком-то соревновании—нелепость. Вам надо понять, что когда человек остается в одиночестве месяц за месяцем, то он эволюционирует. Кое-кто скажет—рехнулся. Да, по-своему я сошел с ума. Четыре месяца я видел только звезды. Мой слух не терзали неестественные звуки. Такое одиночество рождает чистоту. Я сказал самому себе: «Какого черта ты собираешься делать в Европе?» Возвращение во Францию - вот настоящее сумасшествие. Ему было достаточно самого путешествия, он не нуждался в декорациях соревнований, отвергая в равной степени как материальные вознаграждения, так и акколады1 славы, ведь поговаривали даже о том, что во Франции его собираются наградить орденом Почетного Легиона. Он проявил редкую независимость суждения. Большинство альпинистов, например, также отказывались принимать участие в каких-либо формально организованных соревнованиях, но, вернувшись домой, нередко благосклонно относились к овациям, которые раздавались в их честь. Однако Муатесье не столько отвергал награды, принятые в обществе людей, желающих льстить своим героям, сколько как бы говорил: «Я не собираюсь поступать по вашим правилам. Я буду делать только то, что желаю, и вести такой образ жизни, какой считаю для себя приемлемым». Он предпочел простую жизнь на островах Тихого океана, свободу плавать когда и куда угодно. С выходом Муатесье в гонке осталось только трое участников. В последний раз Нокс-Джонстона видели у Отаго (Новая Зеландия), и теперь, в середине марта, он должен был находиться где-то в Атлантике, хотя его семья и спонсоры тревожились все сильней: суда и самолеты, находящиеся в Центральной Атлантике, получили извещение, рекомендующее им принять участие в поисках. Кроухёрст тоже не выходил в эфир. Связь не прерывалась только с Тэтли. Он уверенно, словно играя на нервах публики, шел Южным океаном, заботливо ухаживая за своим тримараном среди гигантских валов, которые в любую минуту могли перевернуть судно. Казалось, он выбрал идеальное время для плавания в океане, так как похоже, что погода была к нему более благосклонна, чем к другим участникам, особенно в районе мыса Доброй Надежды, где все остальные испытали ужасные штормы, которые вынудили Блая и Кинга прекратить гонку и чуть было не вывели из строя Нокс-Джонстона. Тэтли тоже, как говорится, висел на волоске, когда на подходе к мысу Горн, застигнутый штормом, сопровождавшимся толчеей волн, его тримаран едва не перевернулся «через нос», при этом повредило каюту, а один иллюминатор выдавило волной. Он даже подумывал о прекращении плавания и направился было в Вальпараисо, однако упрямство победило, и он снова пошел к мысу Горн. Тэтли тоже обогнул этот мыс при полном безветрии, затем повернул на северо-восток, чтобы оставить Фолклендские острова к западу, а затем лег на курс, ведущий домой. Достижение Тэтли уже само по себе было значительным - ведь он прошел на тримаране весь Южный океан, однако начала сказываться нагрузка, которая выпала на долю его судна. Оба поплавка и главный корпус дали течь, а это - верный признак повреждения корпуса от тяжелых ударов волн в течение месяцев. Однако при бережном отношении к «Виктресс» он все же сумел бы вернуться в Англию и, возможно, оказаться единственным участником соревнования, завершившим все плавание. 5 апреля танкер «Мобил Акме» заметил «Сухаили» западнее Азорских островов. Это значило, что Нокс-Джонстон уже лег на курс, ведущий домой, и, без всякого сомнения, должен был оказаться первым. Но Тэтли имел более высокую среднюю скорость переходов, и, по всей вероятности, его ждал приз за самое быстрое плавание даже в том случае, если бы он проявил в Атлантике сверхосторожность при управлении «Виктресс». О Дональде Кроухёрсте ничего не слыхали с 19 января; тогда он в последний раз сообщил свои координаты-сто миль к юго-западу от острова Гоф в Южной Атлантике, т. е. он находился западнее мыса Доброй Надежды. Можно было предположить, что теперь он должен оказаться где-то в Южном океане между Новой Зеландией и мысом Горн. На самом же деле он все еще плавал в Южной Атлантике и даже не покидал ее. Мы никогда не узнаем, какие мысли бродили в голове Кроухёрста в то время, как он прохлаждался в Атлантике в течение всего декабря 1968 и вначале 1969 года. Единственным свидетелем этого остаются судовые журналы и отрывочные записи, найденные на борту «Тейнмот Электрон» и позднее обработанные и проанализированные Роном Холлом и Николасом Томалином в их блестящей, чуть ли не детективной книге «Странное путешествие Дональда Кроухёрста». Кажется маловероятным, чтобы он планировал фальсификацию с самого начала плавания либо с того момента, когда пришел к выводу, что его судно не сможет выдержать волнение в Южном океане. У Тэтли! и Нокс-Джонстона тоже были моменты, когда они* считали, что продолжать плавание невозможно, и даже собирались сдаться, но затем откладывали исполнение такого намерения до очередного «свидания» с землей. Однако и тот и другой заявляли об этом открыто, им никогда не приходило в голову совершить обман в какой-либо форме. В случае с Кроухёрстом идея обмана, по-видимому, созревала постепенно: зародившись, она затем полностью овладела им. Все началось в первых числах декабря хвастливым заявлением о переходе в 243 мили за день. Это почти наверняка могло бы быть рекордом, ведь до сих пор лучшим среднесуточным переходом 220 миль считалось достижение Джефри Уильямса во время одиночной гонки через Атлантику, организованной «Обсервером». Разумеется, в газетах появились кричащие заголовки, чего Кроухёрст, вероятно, и добивался. Этот результат был принят безоговорочно почти всеми, хотя Фрэнсис Чичестер заподозрил неладное, позвонил в «Санди тайме» и посоветовал быть осторожнее с Кроухёрстом - мол, тот может «оказаться шутником». Весьма возможно, что тогда Кроухёрст все еще, подумывал о прекращении плавания в Кейптауне; что касается сенсационного сообщения, которое по расчетам, найденным в каюте, оказалось фальшивым, то оно принесло бы ему хоть какую-то славу, чтобы ему было легче смотреть в глаза своим покровителям по возвращении в Англию. Но по мере того, как он плыл на юг по Атлантике, неотвратимо близился момент претворения замысла в жизнь. Кроухёрст завел новый судовой журнал, несмотря на то что предыдущий еще не был заполнен. Из этого можно заключить, что уже тогда он намеревался вести фальшивый судовой журнал своего мнимого кругосветного путешествия, а второй журнал был необходим для истинных расчетов, которые, конечно же, ему приходилось вести изо дня в день. Он даже начал наносить на карту фальшивые местоположения - значительно восточнее своего действительного маршрута вдоль побережья Южной Америки. Тогда он все еще мог прокладывать и действительный и фальшивый курсы и в конечном счете свести их в одной точке у Кейптауна. При этом он рассчитывал на то, что едва ли кто-нибудь займется скрупулезным изучением расчетов с целью отыскать несоответствия. По мере того как текли дни, должен был наступить такой момент (если бы он продолжил свое подложное плавание в Южном океане), когда он не мог уже появиться неожиданно в каком-либо порту Южной Африки или Южной Америки без того, чтобы не разоблачить себя. По-видимому, он посвятил немало часов взвешиванию всех за и против, чтобы осуществить фальсификацию. Для начала ему пришлось прекратить появляться в эфире, так как с некоторых пор любая радиограмма неминуемо выдала бы его пусть приблизительное, но все же истинное положение. Но самой большой проблемой было ведение записей в подложном судовом журнале со всеми навигационными расчетами, которые выдержали бы проверку со стороны экспертов по его возвращении в Англию. Как известно, и в прошлом делались заявления о различных достижениях, оспариваемые и по сей день. Например, существуют сомнения по поводу покорения Северного полюса Куком или Робертом Пири в 1908 и 1909 годах. Заявление Кука было в общем отвергнуто, а Пири - все же принято, несмотря на то что в его отчете есть несколько противоречий. Так, кажутся «взятыми с потолка» Дистанции суточных переходов во время заключительного броска к полюсу. Если Пири «придумал» их, то подделать все остальное не так уж трудно, поскольку речь шла всего о нескольких днях, в конце концов, никто не мог со всей определенностью утверждать, была ли или нет некая безликая льдина в Ледовитом океане Северным полюсом. Возникали также споры и по поводу нескольких альпинистских восхождений, обычно они были связаны с преодолением восходителями последнего участка от верхнего лагеря до вершины, часто в сильную непогоду или в густом тумане. Самый известный случай-покорение Серро Торре Цезарем Маестри и Тони Эггером. Они отсутствовали в базовом лагере неделю; возвращаясь во время жестокого шторма, Эггер оступился, сорвался и погиб, Маестри же продолжал с трудом брести вниз и был найден в полубессознательном состоянии. Он заявил, что они достигли вершины, хотя это было поставлено под сомнение. Нельзя неопровержимо доказать, говорил ли он правду, но если и придумал свой рассказ, снова приходится оговориться, что это довольно просто сделать, потому что ему нужно было всего-навсего «вообразить» несколько суток восхождения, а в деталях — сослаться на провалы памяти и свое состояние в борьбе за выживание. Однако Кроухёрст пускался на более крупную авантюру. Ему предстояло бороздить пустынные воды Атлантики в течение нескольких месяцев, тщательно избегая оживленных морских путей, заполняя фальшивый судовой журнал мнимыми записями о мнимом плавании в Южном океане. По возвращении домой ему пришлось бы отстаивать свою ложь и давать подробные объяснения. Судя по записям на клочках бумаги, которые он оставил в каюте, можно понять, как много времени и сил потратил он на обдумывание фальсификации рекорда скорости. Подделка кругосветного плавания представляла собой куда более сложную задачу. Несомненно то, что ему пришлось очень трудно, когда он пытался решить ее. Его сообщения по радио были все время туманными, но к 19 января ему самому стало ясно, что расстояние между его истинным местонахождением (в нескольких сотнях миль восточнее Рио-де-Жанейро) и вымышленной позицией (на подходе к мысу Доброй Надежды) слишком выросло-пришлось отключить радиостанцию. На этот раз он отправил радиограмму своему агенту в Тейнмоте Родни Холлворту с указанием якобы точного местоположения - сто миль к юго-востоку от острова Гоф, одновременно он предупредил о неполадках с генератором, придумав, таким образом, причину прекращения радиосвязи. Это было его последним сообщением, за которым последовали три месяца полнейшей изоляции, лишенных стимула выжимания из судна всего возможного ради достижения настоящей цели. Он начал путешествие, имея на борту четыре судовых журнала. Первый содержит записи вплоть до середины декабря, но, несмотря на то что там было еще много чистых страниц, он оказался незаконченным. Второй служил рабочим журналом для ежедневной регистрации подробностей его настоящего путешествия. Туда же он заносил свои мысли, именно этот журнал дает представление об истинном психическом состоянии Кроухёрста. Третий журнал он использовал в качестве радиожурнала, куда записывал не только тексты собственных радиограмм, но также подробные прогнозы погоды, принятые с радиостанций Южной Америки и Африки, а также Австралии, вероятно для того, чтобы фальшивый журнал выглядел более убедительно. Когда судно Кроухёрста в конце концов нашли, четвертый журнал отсутствовал. Возможно, это и был судовой журнал фальшивого плавания. С практической точки зрения, вычисления «ложных» астрономических наблюдений солнца, т. е. расчеты, выполняемые в обратном порядке, занимают гораздо больше времени, чем обычные. Но только совершая подобные операции изо дня в день, можно создать видимость настоящего, убедительного судового журнала. Нервное напряжение, которое предъявляла жизнь в одиночку, в надуманном измерении должно было быть очень большим, но тем не менее Кроухёрст сделал в этот период несколько записей интроспективного характера. Это его наблюдения за жизнью моря-птицами и дельфинами, которые составляли ему компанию, но даже в этих записях проскальзывают откровения, по которым можно судить о психическом состоянии Кроухёрста. 29 января на судно опустилась птица, похожая на сову, которая, несомненно, прилетела с суши. Он сделал краткую запись об этом событии под заголовком «Неудачник». — Птица не подпускала к себе, как и подобает неудачнику. Она улетела, стоило мне предпринять малейшее усилие сблизиться с ней, и в конце концов уселась на краспицах бизань-мачты, где отчаянно цеплялась за вибрирующие штаги когтями, не приспособленными для этого... Бедный, несчастный неудачник! Гигантский альбатрос, распростерший свои могучие крылья, рассекающие воздух, словно турецкие ятаганы, скользил вокруг судна, не совершив ни одного взмаха ими, словно насмехаясь над потугами неудачника выжить. Затем стихи:
Да ведь это горькая мольба о понимании и сострадании, мольба, начисто лишенная мелкой бравады, которая так и сквозит в его магнитофонных записях, предназначенных для внешнего мира-мира людей. Затем наступил настоящий кризис. Правый поплавок «Тейнмот Электрон» получил серьезное повреждение и начал принимать воду. Аварийные фанерные пластыри, в которых Кроухёрст так нуждался для ремонта, остались на берегу. Казалось, выхода не было-придется заходить в порт для ремонта. Это выросло в гигантскую проблему. Даже если бы он пожелал воспользоваться этим обстоятельством как почетным извинением для выхода из гонки, обман был бы неминуемо раскрыт, т.к. теперь Кроухёрст находился слишком далеко от того места, о котором радировал раньше. Можно предположить, что несколько дней он словно чего-то ждал, лавируя у побережья Аргентины, прежде чем окончательно решиться зайти в порт. Кроухёрст избрал малопосещаемую судами якорную стоянку Рио-Саладо неподалеку от устья реки Ла-Платы. Он пришел туда утром 8 марта, исправил повреждения и снялся двое суток спустя. Хотя прибытие «Тейнмот Электрон» и отметили в журнале Береговой охраны, об этом никуда не сообщалось. Однако Кроухёрст не мог быть вполне уверен в этом, что, по-видимому, превратилось еще в один источник беспокойства. Когда он покинул Рио-Саладо, то в своем воображаемом путешествии находился где-то между Новой Зеландией и мысом Горн. Приближалось время, когда его истинное плавание могло соединиться с воображаемым. Постоянно помня об этом, он направился на юг, к Фолклендским островам, в «Ревущие сороковые». Должно быть, это ирония судьбы, но 24 марта по пути на юг он разминулся, по-видимому, всего в нескольких милях с Тэтли, идущим на север. 29 марта он находился в зоне видимости Фолклендских островов, но было еще слишком рано радировать свое фальшивое местоположение в Тихом океане на подходе к Горну, поэтому он отвернул на север и в течение десяти -суток лавировал почти на одном месте, прежде чем отправил свою первую радиограмму за последние три месяца: Дэвон Ньюс Эксетер-Направляюсь Диего Ра-мирес. Лаг капут 17697 28-го. Какие новости в океане? Ссылка на порванный лаглинь покрывала все противоречия между действительно пройденным и объявленным расстоянием, и все же он еще опасался дать свое точное местоположение, несмотря на то что вполне определенно упомянул, что приближается к небольшой группе островов Диего Ра-мирес, расположенных южнее мыса Горн. Его радиограмма была принята через пять суток после того, как Нокс-Джонстона заметили у Азорских островов. Само собой разумеется, все внимание прессы сосредоточилось на последнем. Это спасло Кроухёрста от тщательного изучения специалистами его маршрута, что могло бы выявить некоторые несоответствия между скоростью, с какой он пересек Южный океан, и временем возобновления радиосвязи. И снова Фрэнсис Чичестер оказался в числе немногих, кто не удержался от скептических замечаний. Между тем Тэтли приближался к тропику Козерога, находясь довольно далеко от побережья Южной Америки, когда узнал, что Кроухёрст снова вышел на связь и идет к мысу Горн. Было ясно, но Кроухёрст едва ли сумеет оказаться в Англии раньше Тэтли, но ведь он стартовал позже более чем на месяц и, судя по его сообщению, резко сократил расстояние между ними. Если Кроухёрст хранит эту скорость, то сделает самый быстрый ход вокруг земного шара. Тэтли стоически отнесся к новости о продвижении Нокс-Джонстона. В своей книге «В одиночку на тримаране» он пишет: - Прибытие Робина Нокс-Джонстона, несомненно, расшевелит улей общественности, а сообщение о его местоположении там, где и ожидалось, было для меня радостным известием. Что касается Кроухёрста, то его вызов, так сказать, с тыла был для меня чем-то иным. Пусть так, но я смотрел на его вероятную победу без зависти, однако все еще стремился к победе, точнее—я очень не хотел, чтобы кто-нибудь побил меня... особенно на судне аналогичного типа. Несомненно, что Тэтли стал выжимать из «Виктресс» даже невозможное и поставил максимальное количество парусов. По его словам - теперь он начал гонку всерьез. Однако судно не выдержало. Ночью 20 апреля, у экватора, почти в той точке, где он должен был пересечь линию прежнего курса на юг, случилась беда. В носовой части оторвало шпангоут, и в корпусе образовалась зияющая дыра. Первой реакцией Тэтли было направиться в ближайший порт, так как он счел гонку законченной, но снова победила его непреклонная решимость. Он залатал пробоину понадежней и снова нещадно погнал свою яхту. Он уже видел себя в Плимуте. В то время как Тэтли боролся с повреждением корпуса, а затем снова направился к дому, Кроухёрст в Южной Атлантике все еще «выверял» время - ему пришлось прибегнуть к самым тщательным расчетам, чтобы не упустить момент, когда его фальшивое путешествие сомкнется с истинным, когда оба судовых журнала сольются в один и фантазия станет реальностью. Он безуспешно пытался связаться по радиотелефону с Клэр. Очевидно, это было для него очень важно, а не просто результатом изоляции; вероятно, сказывалось и нервное перенапряжение, в котором он пребывал. Период полного отрыва от внешнего мира наверно дал ему возможность «отдохнуть» от собственной фантазии, однако теперь, когда контакты возобновились, он стал размышлять о практической стороне осуществления своего обмана. 1 Акколада-обряд посвящения в рыцари.- Прим. ред. |
 |
|
