Введите условия поиска Отправить форму поиска на сайте все яхты Web

Четвертого июля весь день стоял густой туман. Отряд с великим трудом придерживался прямого направления на север, и дорогу ежеминутно приходилось определять по компасу. К счастью, во время тумана не произошло никакой беды, только Бэлл лишился своих лыж, изломав их о выступ скалы.

- Ей-богу, - сказал Джонсон, - я думал, что нигде на свете нет таких туманов, как у нас на Темзе и на Мерсей. Теперь я вижу, что ошибся.

- Что ж, давайте зажжем факелы, как это делают в Лондоне или в Ливерпуле, - предложил Бэлл.

- А почему бы и нет? - воскликнул доктор. - Прекрасная мысль! Правда, факелы не очень-то осветят нам дорогу, но зато будешь видеть того, кто идет перед тобой, и легче будет держаться прямого направления.

- Но где же взять факелы? - спросил Бэлл.

- Намочите паклю спиртом, намотайте на палку - вот вам и факел.

- Здорово! - воскликнул Джонсон. - Мы их живо соорудим.

Четверть часа спустя отряд уверенно продвигался в сырой мгле при свете факелов.

Но если путешественникам удавалось придерживаться прямого направления, то шли они все так же медленно. Туман рассеялся только шестого июля. Земля охладилась, и резким порывом северного ветра туман разнесло, как лоскутья изорванной ткани.

Клоубонни немедленно определил местонахождение отряда; оказалось, путешественники в среднем проходили по восьми миль в день.

Шестого числа, чтобы наверстать потерянное время, тронулись в путь очень рано. Альтамонт и Бэлл шли впереди, тщательно осматривая почву, и нередко вспугивали дичь. Дэк бежал перед ними. Погода, как всегда, непостоянная, скоро переменилась, стала ясной и сухой. Хотя шедшие впереди находились в двух милях от саней, от доктора не ускользало ни одно их движение.

Вдруг он с удивлением заметил, что они остановились; весь их вид выражал недоумение. Они пристально во что-то вглядывались.

Вот они наклонились к земле, стали что-то внимательно рассматривать, потом снова выпрямились. Казалось, Бэлл собирался идти дальше, но Альтамонт удержал его за руку.

- Что это они делают? - спросил доктор Джонсона.

- Я все глаза проглядел, доктор, - отвечал старый моряк, - но никак не пойму, в чем дело.

- Должно быть, они увидали следы зверей, - высказал предположение Гаттерас.

- Не может этого быть! - заявил Клоубонни.

- Почему?

- Потому что в таком случае Дэк непременно бы залаял.

- Однако они разглядывают какие-то следы.

- Пойдем поскорее к ним и посмотрим, в чем дело, - сказал Гаттерас.

Джонсон прикрикнул на упряжных собак, и они ускорили бег.

Через двадцать минут Гаттерас, доктор и Джонсон нагнали Бэлла и Альтамонта и, в свою очередь, пришли в изумление.

На снегу виднелись отчетливые человеческие следы, они были совершенно свежие, точно люди проходили здесь только накануне.

- Это эскимосы, - сказал Гаттерас.

- Да, - ответил Клоубонни, - вот и следы их лыж.

- Вы так думаете? - спросил Альтамонт.

- Ну конечно.

- Ну, а это что такое? - И американец указал на следы совсем другого характера.

- Вот эти следы?

- Ну да, что же, по-вашему, это тоже следы эскимосов?

Доктор стал пристально всматриваться, он просто не верил своим глазам. Европейский башмак четко отпечатался на снегу - и гвозди, и подошва, и каблук.

- Европейцы - здесь! - вырвалось у Гаттераса.

- Ясно, как день, - сказал Джонсон.

- Это до того невероятно, - заявил Клоубонни, - что прежде, чем делать Какие-нибудь предположения, надо как следует рассмотреть эти следы.

Доктор снова и снова всматривался в следы и должен был признать, что они весьма странного происхождения.

Герой Даниэля Дефо, наверное, был так же потрясен, увидав отпечаток человеческой ноги на песчаном побережье своего острова. Но если Робинзон при этом испугался, то Гаттерас почувствовал острую досаду. И в самом деле: европеец так близко от полюса!

Отряд двинулся вперед, чтобы осмотреть эти следы; они тянулись на протяжении четверти мили, перепутываясь со следами лыж и мокасинов, затем поворачивали к западу.

Дойдя до этого места, путешественники остановились, раздумывая, стоит ли дальше идти по следам.

- Нет, - сказал Гаттерас. - Пойдем...

Его прервало восклицание доктора, который подобрал на снегу предмет, который сам говорил за себя. Это был объектив карманной подзорной трубы.

- Теперь, - сказал Клоубонни, - уже нельзя сомневаться, что здесь проходили какие-то путешественники.

- Вперед! - воскликнул Гаттерас.

Он сказал это с таким жаром, что все немедленно последовали за ним. Остановившиеся было сани снова тронулись в путь.

Каждый внимательно осматривал горизонт, за исключением Гаттераса, который задыхался от гнева и ничего не видел перед собой. Пришлось принять предосторожности на случай встречи с отрядом неизвестных путешественников. Какое ужасное невезение: их умудрились обогнать на еще не исследованном пути! Правда, доктор не поддался гневу, как Гаттерас, но все же, несмотря на всю свою философию, он испытывал некоторую досаду; Альтамонт тоже был крепко раздосадован, а Бэлл и Джонсон угрюмо ворчали себе под нос.

- Что делать! Надо покориться судьбе, - вымолвил, наконец, Клоубонни.

- Признаюсь, - пробормотал Джонсон так тихо, что его не мог слышать Альтамонт, - прогуляться до полюса и найти место занятым...

- Да, - ответил Бэлл, - теперь уже в этом не приходится сомневаться.

- Увы! это так, - сказал доктор. - Как я ни ломаю голову, как ни стараюсь убедить себя, что это невероятно, невозможно, но в конце концов приходится признать факс. Ведь не сам же башмак оттиснулся на снегу. Он был на ноге, а нога прикреплена к человеческому туловищу. Эскимосы - это бы еще куда ни шло, но европейцы!..

- В самом деле, - ответил Джонсон, - если все постели в гостинице на краю света окажутся занятыми, - вот будет обидно!

- До смерти обидно, - согласился Альтамонт.

- А впрочем, еще посмотрим, - добавил Клоубонни.

И отряд тронулся в путь.

За этот день им больше не встретилось никаких следов пребывания других путешественников в этой области Новой Америки. К вечеру сделали привал.

Поднялся сильный северный ветер, и для палатки пришлось

искать безопасное место в глубине оврага. Надвигалось ненастье. Длинные вереницы облаков с головокружительной быстротой неслись низко над землей; глаз с трудом мог следить за их бешеным полетом. По временам клочья облаков задевали за скалы; палатка еле держалась под натиском урагана.

- Ночь, видать, будет скверная, - сказал после ужина Джонсон.

- Правда, не холодная, зато бурная, - добавил доктор. - Надо как следует укрепить палатку камнями.

- Правильно, доктор. Если ее снесет ураганом, то нам, пожалуй, не поймать беглянку.

Палатку укрепили как можно прочнее, после чего утомленные путешественники расположились на ночлег.

Однако им так и не удалось уснуть. Разыгралась буря; с бешеной яростью неслась она с юга на север. Облака летели над равниной, как клубы пара из лопнувшего котла. Лавины под порывами урагана скатывались в овраги, эхо глухими перекатами вторило их грохоту. Казалось, разыгрывалась неистовая битва воздуха с водой - этих грозных в своем гневе стихий; недоставало только огня.

Настороженный слух улавливал в хаосе звуков особого рода шум; это не был грохот падающих тяжелых масс, но скорее треск ломающихся тел. Среди грохота и воя бури можно было ясно различить четкий, звонкий треск, похожий на треск лопающейся стали.

Грохот легко можно было объяснить падением лавин; но доктор решительно не знал, чему приписать этот странный треск.

Пользуясь мгновениями жуткого затишья, когда ураган, казалось, переводил дух, чтобы разразиться с еще большей силой, путешественники обменивались догадками.

- Такой грохот обыкновенно производят айсберги, сталкиваясь с ледяными полями, - сказал доктор.

- Да, - ответил Альтамонт. - Можно подумать, что лопается земная кора. Слышите?

- Если бы мы находились невдалеке от моря, - сказал Клоубонни, - я подумал бы, что тронулся лед.

- В самом деле, - ответил Джонсон, - иначе и не объяснишь этот треск.

- Неужели же мы подошли к морю? - воскликнул Гаттерас.

- Это вполне возможно, - ответил доктор. - Слушайте, - прибавил он, когда раздался оглушительный треск, - разве это вам не напоминает грохот сталкивающихся льдин? Весьма вероятно, что мы совсем близко от океана.

- Если так, - заявил Гаттерас, - то я готов хоть сейчас пуститься на разведку по ледяным полям.

- Что вы! - воскликнул доктор. - Да ведь буря их наверняка изломает. Посмотрим, что будет завтра. Во всяком случае, я от души жалею тех, "то путешествует в такую ночь.

Ураган длился десять часов без перерыва, и приютившиеся в палатке путешественники в сильной тревоге не могли ни на минуту уснуть.

Действительно, в их положении всякое происшествие, будь то буря или обвал, грозило задержкой, которая могла иметь серьезные последствия. Доктору очень хотелось посмотреть, что делается снаружи, но как выйти на такой свирепый ветер?

К счастью, на рассвете буря улеглась. Наконец, можно было выйти из палатки, которая отлично выдержала ураган. Невдалеке находился холм высотою около трехсот футов, и доктор, Гаттерас и Джонсон без труда поднялись на его вершину.

Местность преобразилась до неузнаваемости: крутые скалы, острые хребты, взлетающие к небу пики. Снега не осталось и в помине. Буря прогнала зиму, и внезапно наступило лето. Снег словно острым ножом счистило с поверхности земли, и она предстала во всей своей первобытной наготе.

Гаттерас пристально смотрел на север. Завеса темных паров скрывала горизонт.

- Весьма вероятно, что эти пары поднимаются над океаном, - сказал доктор.

- Вы правы, - ответил Гаттерас, - там непременно должно находиться море.

- Такие тучи бывают как раз над свободным морем, - мы называем этот цвет морским отсветом, - сказал Джонсон.

- Вот именно, - подтвердил Клоубонни.

- Идемте же к саням! - воскликнул Гаттерас. - Надо скорей добраться до этого неизвестного океана.

- Я вижу, вы счастливы, Гаттерас! - сказал доктор.

- Еще бы, - восторженно ответил капитан, - мы скоро будем у полюса! А вы сами, доктор, разве не довольны?

- Я-то всегда доволен, особенно когда вижу других счастливыми.

Трое англичан вернулись в лощину, наладили сани в сняли палатку. Отряд тронулся в путь. Все со страхом искали вчерашних следов, но до конца пути они не встретили ни следов чужестранцев, ни следов туземцев.

Через три часа они вышли на берег моря.

- Море! море! - в один голос крикнули путешественники.

- И к тому же - свободное море! - добавил капитан.

Было десять часов утра.

Ураган очистил полярный бассейн; разбитые, разметанные льдины неслись во все стороны; крупные айсберги только что "снялись с якоря", по выражению моряков, и плыли в открытое море. Ночью ветер с яростью обрушился на ледяные поля. Осколки льда, пена и ледяная пыль покрывали окрестные скалы. Кое-где виднелись остатки ледяного припая. На скалах, выступавших из пены прибоя, широкими полосами расстилались морские водоросли и виднелись пятна бесцветного мха.

Океан простирался на необозримое пространство; на горизонте не видно было ни островов, ни побережья материка.

На востоке и на западе два мыса пологими склонами спускались в океан; волны с шумом разбивались о скалы, и легкая пена белыми хлопьями разлеталась по ветру. Таким образом, материк Новой Америки заканчивался плавными, спокойными склонами, образуя широкий, залив, открытый рейд, замкнутый двумя мысами. Посреди залива, за выступом скалы находилась небольшая естественная бухта, защищенная с трех сторон; она была образована устьем довольно широкого ручья, который во время таяния льдов нес весенние воды в океан; сейчас это был бурный поток.

Внимательно осмотрев берега, Гаттерас решил в тот же день начать приготовления к отплытию, спустить на воду шлюпку и разобрать сани, которые могли пригодиться для будущих походов.

На это ушел весь остаток дня. Разбили палатку, и после сытного обеда работа закипела. Между тем доктор, захватив инструменты, отправился наносить на карту местонахождение отряда и делать гидрографическую съемку бухты.

Гаттерас торопил с работами; ему хотелось поскорей покинуть сушу и отплыть раньше отряда неизвестных путешественников, которые могли бы прибыть на взморье.

К пяти часам вечера Джонсон и Бэлл закончили работу. В маленьком порту грациозно покачивалась шлюпка со спущенным кливером и фоком, взятым на гитовы. На нее погрузили сани и провиант; на другой день оставалось только перенести палатку и лагерные принадлежности.

К возвращению доктора все приготовления были уже закончены. При виде защищенной от ветров шлюпки ему пришло в голову дать название маленькой бухте, и он предложил окрестить ее именем Альтамонта.

Это не встретило возражений.

Итак, бухта была торжественно названа портом Альтамонта.

По вычислению доктора, порт находился под 87ь5' широты и 118ь35' долготы по Гринвичскому меридиану, следовательно, менее чем в трех градусах от полюса. От бухты Виктории до порта Альтамонта путешественника прошли двести миль.

На другой день с раннего утра Джонсон и Бэлл стали грузить на шлюпку лагерные принадлежности. К восьми часам все было готово к отплытию. Но тут доктор вспомнил о путешественниках, это обстоятельство не переставало его тревожить.

Уж не собирались ли эти люди подняться к полюсу? Есть ли у них судно, чтобы выйти в полярное море? Не придется ли еще раз встретить их на своем пути?

Уже три дня не попадалось их следов. Во всяком случае, незнакомцам едва ли удалось добраться до порта Альтамонта. По-видимому, на этих берегах еще не ступала нога человека.

Эти мысли не выходили у него из головы, и Клоубонни решил в последний раз осмотреть местность, для чего и поднялся на холм высотой около ста футов. Оттуда он мог оглядеть всю южную часть горизонта.

Достигнув вершины холма, доктор поднес к глазам подзорную трубу. Каково же было его удивление, когда он решительно ничего не увидел не только вдали, на равнине, но даже в нескольких шагах. Это его озадачило: он снова взглянул в трубу и затем осмотрел инструмент... В трубе не оказалось объектива.

- Объектив! - воскликнул доктор.

Легко догадаться, какая мысль осенила Клоубонни. Он громко закричал, чтобы его услыхали товарищи, которые не на шутку встревожились при виде ученого, со всех ног сбегавшего с холма.

- Что там еще стряслось? - спросил Джонсон.

Запыхавшийся доктор долго не мог вымолвить ни слова; наконец, он произнес:

- Следы... там... Отряд!..

- Что такое? - взволнованно спросил Гаттерас.

- Вы видели путешественников?

- Нет! нет... - отвечал доктор. - Объектив... объектив... мой объектив. И он показал свой инструмент.

- Так, значит, вы его потеряли! - воскликнул Альтамонт.

- Да.

- В таком случае, эти следы...

- Наши собственные, друзья мои! - воскликнул Клоубонни.

- Мы заблудились в тумане. Мы кружились по сторонам и, наконец, набрели на собственные следы.

- Ну, а следы башмака? - спросил Гаттерас.

- Это следы Бэлла, который сломал свои лыжи и весь день шел по снегу в башмаках.

- Совершенно верно, - откликнулся Бэлл.

Ошибка была до того очевидна, что все разразились громким хохотом, за исключением Гаттераса, который, однако, не меньше других был доволен этим открытием.

- Вот так штука! - оказал доктор, когда смолк взрыв веселья. - Каких только предположений мы не строили! Люди на этом берегу. Еще чего не хватало! Надо думать прежде, чем говорить! Но теперь нам нечего опасаться, остается одно - поскорей отплыть.

- В путь! - сказал Гаттерас.

Через четверть часа каждый занял свое место на шлюпке; поставили фок и кливер, и она быстро вышла из порта Альтамонта.

Морское путешествие началось в среду, десятого июля. Мореплаватели находились очень недалеко от полюса, всего в каких-нибудь ста семидесяти пяти милях. Если бы в этой части земного шара был материк, то плавание продолжалось бы очень недолго.

Дул слабый, но попутный ветер. Термометр показывал +50ьF (+10ьС). Настала теплая погода.

Шлюпка ничуть не пострадала от перевозки на санях; она была в полной исправности, и управлять ею было нетрудно. Джонсон сел у руля, а доктор, Бэлл и Альтамонт поудобнее устроились между вещами, часть которых находилась на палубе, а другая под палубой.

Стоявший на носу Гаттерас пристально смотрел в одну точку на север, куда его влекло с непреодолимою силой, точно стрелку к магнитному полюсу. В случае открытия какого-нибудь материка Гаттерас хотел увидеть его первым. Эта честь принадлежала ему по праву.

Он заметил, что на поверхности полярного океана ходят короткие волны, как во внутренних морях. По его мнению, это обстоятельство указывало на близость берегов; доктор разделял мнение Гаттераса.

Нетрудно догадаться, почему Гаттерас так страстно хотел найти сушу у Северного полюса. Какое жестокое разочарование испытал бы капитан, если бы там, где он мечтал увидеть хоть клочок земли, расстилался безбрежный простор океана! И в самом деле, разве можно дать какое-то особое название точке среди вечно меняющейся зыби? Разве можно водрузить национальный флаг среди морских волн? И разве можно именем ее величества королевы вступить во владение частью океана?

Неподвижно устремив взгляд вдаль, с компасом в руке, Гаттерас пожирал глазами север.

Безграничный полярный бассейн простирался до самого горизонта, незаметно сливаясь с безоблачным небом. Ледяные горы, плывшие по морю, казалось, уступали дорогу отважным мореплавателям.

Эта часть океана носила весьма своеобразный характер. Но, может быть, такое впечатление она производила на путешественников, до крайности взволнованных и возбужденных? Трудно что-нибудь утверждать. Однако в своих ежедневных записях доктор отметил необычный вид океана, подтверждая то же, что в свое время говорил Пенни, по словам которого, эти воды "представляют поразительную картину моря, населенного миллионами живых существ".

Водяная пелена нежных лазоревых оттенков была чрезвычайно прозрачна, позволяя взгляду проникать до самого дна. Создавалось впечатление, что полярный бассейн освещался снизу, подобно колоссальному аквариуму; по всей вероятности, здесь играли роль какие-то электрические процессы, происходившие в глубине моря. Шлюпка, казалось, повисла над бездонной пучиной.

Над поверхностью этих изумительных вод носились бесчисленные стаи птиц, похожие на темные грозовые тучи. Здесь были перелетные береговые и водоплавающие птицы, представители великого семейства водяных птиц, начиная с альбатросов, обитателей южных стран, и кончая пингвинами арктических морей, - но все они были гигантских размеров. Над морем стоял несмолкаемый оглушительный гомон. Глядя на них, доктор должен был признать себя невеждой в орнитологии; он не знал названий многих диковинных птиц, и ему то и дело приходилось наклонять голову, когда они стремительно проносились над ним, со свистом рассекая крыльями воздух.

У некоторых из этих воздушных чудовищ размах крыльев достигал двадцати футов; проносясь над шлюпкой, птицы совершенно закрывали ее. Здесь были целые легионы пернатых, названия которых еще не были занесены на страницы лондонского орнитологического указателя.

Ошеломленный, растерявшийся доктор при всей своей учености окончательно стал в тупик.

Когда взгляд его, отрываясь от созерцания чудес воздушного простора, скользил по спокойной поверхности океана, он встречал чудеса морского мира, между прочим, медуз чуть не тридцати футов шириной. Они служили основной пищей обитателям воздуха и плавали, как настоящие островки среди гигантских водорослей. Как это было поразительно! Какая разница между этими медузами и теми, микроскопическими, которые наблюдал Скорсби в гренландских морях! По подсчетам этого мореплавателя, на двух квадратных милях морской поверхности число таких медуз достигает двадцати трех триллионов восьмисот восьмидесяти восьми биллионов миллиардов.

Но когда взгляд проникал за пределы водной пелены, перед ним открывалась не менее чудесная картина: вокруг лодки кишели мириады рыб всевозможных пород. Они то быстро погружались в глубину, постепенно уменьшаясь в размерах, и, наконец, совсем исчезали, как волшебные тени, то покидали пучины океана и, мало-помалу увеличиваясь, поднимались на поверхность. Морские чудовища, по-видимому, ничуть не пугались шлюпки и не раз мимоходом задевали ее своими огромными плавниками. Профессиональные китобои не без оснований пришли бы в ужас, но наши путешественники даже не подозревали грозившей им опасности, хотя иные из этих обитателей моря достигали грандиозных размеров.

Молодые морские коровы безмятежно резвились, играя в волнах; похожий на сказочного единорога, нарвал, вооруженный длинным, заостренным клыком, которым он разламывает лед, преследовал мелких китообразных; бесчисленное множество китов с характерным свистом выбрасывали фонтаны воды и слизи; гренландский кит, с сильно развитым хвостом и широкими хвостовыми плавниками, на ходу пожирал не менее проворных, чем он, треску и макрель, между тем как ленивая белуха спокойно поглощала таких же медлительных и беспечных моллюсков.

Еще глубже остроносые киты-полосатики, длинные черные гренландские анарнаки, гигантские кашалоты, распространенные во всех морях, плавали среди скопищ серой амбры. В глубине иногда происходили чудовищные бои, от которых океан обагрялся кровью на несколько миль. Цилиндрические "галеры", огромный лабрадорский тегузик, дельфины со спинным плавником в виде сабельного клинка, все семейство моржей и тюленей, морские собаки, морские коньки, морские медведи, львы и слоны, казалось, паслись на влажных пастбищах океана, и изумленный доктор так же легко наблюдал эти несметные стада морских тварей, как если бы смотрел на ракообразных и рыб сквозь зеркальные стекла бассейна в зоологическом саду.

Какая красота, какое разнообразие, какая неистощимая производительность природы! Как удивительно было видеть все это так близко от полюса!

Атмосфера становилась неестественно прозрачной и, казалось, была перенасыщена кислородом. Мореплаватели с наслаждением вдыхали живительный воздух.

В организме их происходило усиленное сгорание, которое трудно даже себе представить. Все процессы, начиная с психических и кончая пищеварением и дыханием, совершались с какой-то нечеловеческой быстротой и интенсивностью. Зародившиеся в мозгу идеи принимали грандиозный масштаб; за один час мореплаватели переживали то, что им бы не пережить за целый день.

Среди всех этих чудес шлюпка спокойно плыла под умеренным ветром, который по временам громадные альбатросы усиливали взмахами своих крыльев.

К вечеру потеряли из виду берега Новой Америки. В умеренном и экваториальном поясах уже настала ночь, но здесь солнце, все расширявшее свои круги, описывало на небосклоне круг, параллельный горизонту океана. Шлюпка, освещаемая косыми лучами, все время оставалась в полосе света, перемещавшейся вместе с ней.

Однако живые существа гиперборейских стран почуяли приближение вечера, как если бы дневное светило уже скрылось за горизонтом. Птицы, рыбы и киты исчезли. Куда же они скрылись? В какие бездны неба и океана? Кто бы мог сказать? Их крики и свист, мелькание морских чудовищ, бороздивших волны, сменилось безмолвием и неподвижностью; волны замерли в едва заметной зыби, ночь вступила в свои права, несмотря на яркие лучи солнца.

С момента отплытия из порта Альтамонта шлюпка на один градус продвинулась к северу. На следующий день по-прежнему ничего не появлялось на горизонте; не было заметно ни высоких гор, ни тех характерных признаков, по которым моряки угадывают близость островов или материков.

Ветер держался попутный, хотя и не сильный; море волновалось слабо; снова вернулась вчерашняя бесчисленная свита птиц и рыб. Наклонившись над водой, доктор наблюдал, как киты выплывали из своих глубинных убежищ и мало-помалу поднимались на поверхность моря. Лишь отдельные айсберги и разбросанные там и сям льдины нарушали томительное однообразие океана.

Но в общем льдины попадались здесь редко и не могли задержать движение судна. Необходимо отметить, что хотя шлюпка находилась в это время на десять градусов севернее полюса холода, это было все равно, как если бы она находилась на десять градусов южнее этого полюса - изотермический пояс был тот же самый. Поэтому не удивительно, что в это время года море здесь было так же свободно от льдов, как и на траверсе залива Диско в Баффиновом заливе. Таким образом, здесь в течение лета судно может беспрепятственно совершать свое плавание.

Это обстоятельство имеет важное практическое значение. Действительно, если бы возможно было проникнуть через североазиатские или американские моря в полярный бассейн, то китобои могли бы быстро наполнить свой трюм добычей, так как эта часть океана, как видно, является всемирным рыбным садком, главным питомником китов, тюленей и всевозможных морских животных.

В полдень море на горизонте по-прежнему сливалось с небосклоном, и доктор уже начал сомневаться в существовании материка под этой широтой.

Но после некоторого размышления Клоубонни пришел к выводу, что в этих местах непременно должна находиться суша. И в самом деле, на заре мироздания, после охлаждения земной коры, воды, образовавшиеся вследствие сгущения атмосферных паров, повинуясь центробежной силе, должны были отхлынуть в экваториальную область, покинув неподвижные точки земного шара. Отсюда появление материков, прилегающих к полюсу. Доктор находил это соображение весьма убедительным.

Так же думал и Гаттерас.

Капитан старался проникнуть взглядом сквозь пелену туманов, заволакивавших горизонт. Он не отнимал от глаз подзорной трубы. В окраске воды, в форме волн, в направлении ветра искал он признаков близкого материка. Он вытянул шею, и вся его фигура выражала такую энергию, такое непреклонное стремление вперед, что даже человек, не знавший замыслов Гаттераса, невольно бы им залюбовался.

Часы шли за часами, не принося ничего нового. Кругом все та же водяная пустыня. Ничего, кроме моря да неба. На поверхности моря не встречалось прибрежных трав, при виде которых затрепетало сердце Христофора Колумба, плывшего навстречу неведомому материку.

Гаттерас все смотрел вдаль.

Наконец, к шести часам вечера над уровнем моря появились какие-то пары неопределенных очертаний, напоминавшие клубы дыма. Небо было совершенно ясное; следовательно, это не могли быть облака; пары то рассеивались, то снова появлялись и были в непрестанном движении.

Гаттерас первый заметил это странное явление, этот необъяснимый дым, поймав его в окуляр зрительной трубы. Добрый час он внимательно наблюдал.

Вдруг капитан, видимо, что-то обнаружив, протянул руку к горизонту и звонко крикнул:

- Земля! Земля!

При этих словах все вскочили с мест, словно пронизанные электрическим током.

Над поверхностью океана был явственно виден клубившийся дым.

- Вижу! Вижу! - воскликнул доктор.

- Да, да! Несомненно! - подтвердил Джонсон.

- Это облако, - скептически заметил Альтамонт.

- Земля! Земля! - с непоколебимой уверенностью повторял Гаттерас.

Путешественники стали всматриваться, удвоив внимание. Но, как это часто бывает, когда наблюдаешь какой-нибудь отдаленный, неясно видный предмет, дым неожиданно исчез. Потом он снова появился, и Клоубонни заметил в двадцати или в двадцати пяти милях к северу как бы мимолетный отблеск огня.

- Это вулкан! - воскликнул он.

- Вулкан? - удивился Альтамонт.

- Без всякого сомнения.

- Под такой высокой широтой?

- Почему бы и нет? - возразил доктор. -

Разве Исландия не вулканического происхождения? Она, можно сказать, вся состоит из вулканов.

- Пускай себе Исландия... Но так близко от полюса! - заметил Альтамонт.

- Разве наш знаменитый соотечественник капитан-командор Джемс Росс не открыл на антарктическом материке две огнедышащих горы, под семидесятым градусом западной долготы и семьдесят восьмым градусом северной широты, два действующих вулкана Эребус и Террор? Спрашивается, почему подобные же вулканы не могут существовать и у Северного полюса?

- Что ж, это вполне возможно, - согласился Альтамонт.

- Я совершенно ясно различаю его! - воскликнул Клоубонни. - Это вулкан!

- Так возьмем курс прямо на него! - заявил Гаттерас.

- Какая досада, что ветер затихает! - заметил Джонсон.

- Фока-шкот стянуть! Держи круче к ветру.

Но в результате этого маневра шлюпка стала удаляться от наблюдаемой точки, которая вскоре скрылась из виду.

Однако нельзя было сомневаться в близости материка.

Если цель путешествия и не была достигнута, то, во всяком случае, она усмотрена, и не пройдет и двадцати четырех часов, как нога человека будет попирать неведомую почву. Провидение, позволившее отважным мореходам приблизиться к новой земле, не воспрепятствует им высадиться на ее берега.

Однако, как ни странно, никто не высказывал особенной радости при этом замечательном открытии. Все ушли в себя; каждый размышлял о том, какова природа новооткрытой полярной земли. Казалось, все живое избегало ее. Вечером птицы, вместо того чтобы искать убежища на материке, стремглав неслись к югу. Неужели эта страна так негостеприимна, что даже чайка или белая куропатка не может приютиться на ней? Даже рыбы и крупные киты поспешно удалялись от ее берегов. Как объяснить страх, который испытывали все живые существа в этой части земного шара?

Мореплаватели поддались этому всеобщему чувству; но постепенно они успокоились, и у них стали слипаться глаза.

Пришла очередь дежурить Гаттерасу. Он сел у руля. Альтамонт, доктор, Джонсон и Бэлл, лежа на банках, скоро уснули, погрузившись в мир сновидений.

Гаттерас старался преодолеть сон, не желая терять драгоценного времени; но мерное покачивание шлюпки убаюкивало и его, и он неприметно задремал.

Шлюпка еле двигалась. Парус бессильно свисал вдоль мачты. Вдалеке на западе несколько неподвижных льдин отражали солнечные лучи, яркими пятнами выделяясь на поверхности океана.

Сон Гаттераса был тревожен. Перед ним промелькнула вся его жизнь. Как это бывает в сновидениях, его мысль неслась с быстротой, которой не удалось измерить еще ни одному ученому. Все недавно пережитое предстало перед ним с полной реальностью: он видел события во время зимовки, бухту Виктории, Дом доктора, форт Провидения и найденного под снегом Альтамонта.

Затем перед ним всплыло более отдаленное прошлое, и ему стали грезиться его судно, сожженный "Форвард", и вероломно покинувшие его товарищи. Что сталось с ними? Гаттерас вспомнил Шандона, Уолла, грубияна Пэна. Где они? Добрались ли они по льдам до Баффинова залива?

Ему представились и еще более отдаленные события: он увидел свой отъезд из Англии, свои прежние путешествия, неудачные попытки, пережитые бедствия. И он забыл о своем теперешнем положении, о предстоящем близком торжестве и о своих надеждах, которые уже начинали сбываться. Таким образом, от радостей настоящего Гаттерас мысленно перенесся к тревогам прошлого.

Кошмар продолжался два часа; затем мысль Гаттераса понеслась в другом направлении, и он увидел себя на полюсе: он попирал ногами вновь открытую землю и торжественно распускал знамя Соединенного королевства.

Гаттерас дремал, а тем временем огромная темно-оливковая туча поднималась на небосклон, омрачая море.

Трудно себе представить, как молниеносно налетают в арктических странах ураганы. Пары, образовавшиеся в экваториальных странах, сгущаясь над громадными ледниками Севера, увлекают за собой воздушные массы, которые устремляются в разреженное пространство со страшной быстротой. Этим и объясняется ярость полярных бурь.

При первом же порыве ветра капитан и его товарищи проснулись и стали готовиться к борьбе со штормом.

Море вздымалось высокими крутыми валами; шлюпка то ныряла в глубокую пропасть, то качалась на остром гребне волны, наклоняясь под углом более сорока пяти градусов.

Гаттерас твердой рукой держал румпель, который приходилось то и дело поворачивать. Джонсон и Бэлл все время откачивали за борт воду, которую шлюпка черпала, ныряя в волнах.

- По правде сказать, я не ожидал такой бури, - сказал Альтамонт, придерживаясь руками за банку.

- Здесь можно всего ожидать, - ответил доктор.

Слова его потонули в свисте ветра и шуме моря, ураган рвал волны на клочки и разметывал водяную пыль. Почти невозможно было расслышать друг друга.

Трудно было держать курс на север; густой туман не давал ничего разглядеть дальше нескольких туазов; не было видно ни одной точки, по которой можно было бы ориентироваться.

Эта буря, внезапно налетевшая в тот момент, когда цель была так близка, казалась роковым предзнаменованием; возбужденному воображению путешественников она представлялась как бы запретом идти дальше. Не сама ли природа возбраняла доступ к полюсу? Неужели эта точка земного шара окружена поясом ураганов и бурь, не позволяющим приблизиться к ней?

Но достаточно было бы взглянуть на энергичные лица мореплавателей, чтобы убедиться, что они не отступят перед ветром и волнами и дойдут до конца своего пути.

Целый день боролись они с бурей, ежеминутно глядя в глаза смерти; они не продвигались к северу, но зато и не отступали назад. Их мочило теплым дождем, обдавало всплесками волн, шторм швырял им в лицо брызги и пену. Свисту ветра порой вторили зловещие крики птиц.

Но в самый разгар бури, к шести часам вечера, внезапно наступило затишье. Ветер улегся как бы чудом. Поверхность моря сделалась спокойной и гладкой, точно она не волновалась целых двенадцать часов. Казалось, шторм обошел эту часть полярного океана.

Что же произошло? Необычайный, поразительный феномен, очевидцем которого был капитан Сабин во время своего плавания в гренландских морях.

Туман не рассеялся, но стал издавать странное мерцание.

Шлюпка двигалась в полосе электрического света, в ореоле ослепительно ярких холодных огней святого Эльма. Черные силуэты мачты, парусов и снастей резко выделялись на лучезарном фоне неба.

Путешественники погрузились в волны ярких лучей, лица их окрасились огненными отсветами.

Внезапное затишье в этой части океана, без сомнения, объяснялось быстрым перемещением воздушных масс: столбы воздуха поднимались кверху, и на смену им устремлялись новые воздушные токи, циклон быстро вращался вокруг неподвижного центра.

Огненная атмосфера навела Гаттераса на мысль.

- Это вулкан! - вскричал он.

- Полно, может ли это быть? - спросил Бэлл.

- Нет, нет! - ответил доктор. - Мы наверняка погибли бы, если бы его пламя достигло нас.

- Быть может, это отблеск вулкана в тумане, - высказал предположение Альтамонт.

- Опять не то! Если бы мы приблизились к берегу, то, конечно, слышали бы грохот извержения.

- Следовательно?.. - спросил капитан.

- Это - космическое явление, феномен, до сих пор еще мало исследованный, - ответил Клоубонни. - Если мы будем двигаться вперед, то вскоре выйдем из светлой зоны и снова встретим бурю и мрак.

- Что бы там ни было - вперед! - воскликнул Гаттерас.

- Вперед! - подхватили его товарищи, которым даже в голову не пришло отдохнуть в спокойном бассейне.

Парус повис вдоль сверкающей мачты, и складки его отливали огнем. Весла плавно погружались в пламенеющие волны и поднимались, взбивая фонтаны искрящихся брызг.

Гаттерас, взглянув на компас, снова взял курс на север. Мало-помалу туман как бы померк и утратил свою прозрачность. Где-то близко, в нескольких туазах от шлюпки, послышался рев ветра; шлюпка круто накренилась под сильным шквалом и вступила в область бури.

К счастью, ураган несколько отклонился к югу, и попутный ветер помчал шлюпку прямо к полюсу; ежеминутно рискуя опрокинуться, она неслась с ошеломляющей быстротой. Встреться ей подводный камень, скала или льдина, шлюпка разбилась бы в щепки.

Однако никого не пугал этот бешеный бег, никто даже не думал об опасности. Всеми овладело настоящее безумие, жажда неизвестного.

В каком-то ослеплении они стремились вперед, и нетерпение их было так велико, что им хотелось еще подогнать шлюпку. Гаттерас держал руль неуклонно в одном направлении, и шлюпка отважно рассекала пенившиеся и клокотавшие под ветром волны.

Но близость берегов начинала уже сказываться; повеяло чем-то необычным. Внезапно туман разошелся, как занавес, разорванный ветром, и на краткое мгновение на горизонте показался огромный, поднимавшийся к небу столб пламени.

- Вулкан! Вулкан!..

Слово это одновременно вырвалось из всех уст. Но фантастическое видение исчезло, и ветер, перейдя на юго-восток, снова заставил шлюпку удалиться от негостеприимного берега.

- Проклятие! - вскричал Гаттерас. - Мы находились всего в трех милях от берега!

Не в силах противостоять урагану, Гаттерас лавировал против ветра, который налетал бешеными порывами. По временам шлюпка сильно накренялась, рискуя опрокинуться. Но всякий раз, повинуясь рулю, она неизменно выпрямлялась, подобно загнанному коню, у которого подкашиваются ноги, но которого всадник взбадривает, натянув узду и вонзая шпоры.

Гаттерас стоял на корме, его волосы развевались по ветру, твердой рукой он сжимал румпель; казалось, он был душою этого судна и слился с ним в единое целое, как лошадь и человек во времена кентавров.

Вдруг глазам его предстало ужасное зрелище.

Не более чем в десяти туазах на пенистом гребне волны покачивалась огромная льдина; она опускалась и поднималась вместе со шлюпкой и грозила на нее обрушиться; если бы она задела шлюпку, та сразу пошла бы ко дну.

К этой опасности присоединилась и другая, не менее грозная: на льдине, носившейся по воле волн, приютились белые медведи, которые обезумели от страха и жались друг к другу.

- Медведи, медведи! - сдавленным голосом воскликнул Бэлл.

Тут и остальные заметили зверей.

Льдина угрожающе раскачивалась и по временам резко наклонялась, так что медведи валились друг на друга. Их рев сливался с грохотом бури; от этого адского концерта бросало в дрожь. Стоило ледяному кораблю опрокинуться, и медведи бросились бы к шлюпке, ища на ней спасения.

Целую четверть часа, которая всем показалась вечностью, шлюпка и плавучий зверинец плыли вместе, то удаляясь друг от друга туазов на двадцать, то чуть не сталкиваясь.

Иной раз льдина нависала над шлюпкой, и медведи вполне могли бы на нее прыгнуть. Гренландские собаки дрожали от страха; Дэк замер на месте.

Гаттерас и его товарищи молчали; им даже не приходило в голову взять в сторону, чтобы избегнуть опасного соседства, и они упорно держались того же направления.

Какое-то неизъяснимое чувство, скорее удивление, чем страх, овладело ими. Они испытывали невольный восторг; грозное зрелище как бы дополняло величавую картину борьбы стихий.

Наконец, льдина стала мало-помалу удаляться, гонимая ветром, с которым шлюпка боролась при помощи парусов; вскоре она исчезла среди туманов, лишь по временам ее чудовищный экипаж заявлял о себе отдаленным рычанием.

Но тут ураган налетел с удвоенной яростью. Кругом все слилось в неописуемом ревущем хаосе. Выхваченная из воды шлюпка вдруг завертелась с головокружительной быстротой. Парус сорвало, и он унесся во мглу, точно громадная белая птица. Среди волн образовалась гигантская воронка - своего рода Мальстрим; подхваченная водоворотом, шлюпка неслась с такой скоростью, что водяные слои казались кругом неподвижными, хотя бешено вращались. Мало-помалу она погружалась в пучину.

Казалось, бездна всасывала мореплавателей жадной пастью, стремясь проглотить их живьем.

Все пятеро вскочили на ноги и дико озирались по сторонам. Голова кружилась. Бездна смутно притягивала их...

Вдруг шлюпка вздыбилась, как бы выпрыгнув из ужасной воронки. Центробежная сила вырвала ее из бешеного водоворота, и она помчалась по касательной с быстротой снаряда.

Альтамонт, доктор, Джонсон и Бэлл свалились с банок. Поднявшись, они увидели, что Гаттераса нет в шлюпке.

Было два часа ночи.

Когда мореплаватели пришли в себя, из груди у них вырвался вопль.

- Гаттерас! - вскричал доктор.

- Пропал! - в один голос воскликнули Джонсон и Бэлл.

- Погиб!

Они огляделись по сторонам. На поверхности бурного моря ничего не было видно. Дэк отчаянно лаял, он хотел броситься в море, и Бэллу с трудом удалось его удержать.

- Садитесь за руль, Альтамонт, - сказал доктор. - Чего бы ни стоило, будем спасать нашего несчастного капитана.

Джонсон и Бэлл заняли свои места на банках, Альтамонт взялся за румпель, и шлюпка снова стала к ветру.

Джонсон и Бэлл изо всех сил налегали на весла; целый час шлюпка не покидала места катастрофы. Но все поиски оказались напрасными. Несчастный Гаттерас погиб, - он был унесен ураганом.

Погиб! И так близко к цели! Так близко от полюса, на который ему удалось только мельком взглянуть!

Клоубонни звал, кричал, стрелял из ружья; Дэк присоединил свой жалобный лай к зову доктора, но ответа не было. Глубокая скорбь овладела доктором, он уронил голову на руки, и товарищи услыхали, как он рыдает.

До берега было далеко, и, не имея под руками ни весла, ни куска дерева, Гаттерас не мог живым добраться до суши, только его распухший, изуродованный труп достигнет желанного материка.

Убедившись, что поиски напрасны, мореплаватели решили продолжать путь на север, борясь с последними порывами бури.

Одиннадцатого июля в пять часов утра ветер улегся; волнение мало-помалу стихло, небо вновь обрело полярную ясность, и на расстоянии каких-нибудь трех миль берег предстал во всем своем величии.

Это был остров, или, вернее, вулкан, возвышавшийся, подобно маяку, на Северном полюсе мира.

Огнедышащая гора извергала фонтаном камни и накаленные добела обломки скал; казалось, она ритмически сотрясалась, и это напоминало дыхание гиганта. Выброшенные массы шлаков взлетали высоко на воздух в снопе яркого пламени; лава потоками стекала по склонам горы. Огненные змеи извивались среди дымящихся скал; горящие водопады падали в багровом тумане; сотни огненных ручьев сливались в пылающую реку, которая с шипением изливалась в кипящую пучину.

Казалось, вулкан имел только один кратер, откуда вырывался столб огня, прорезанный зигзагами молний. Электричество, по-видимому, играло немалую роль в этом величественном явлении.

Над волновавшимся пламенем колыхался гигантский султан дыма, багровый у основания, черный вверху; он величаво вздымался к небу, и клубы далеко расплывались черными завитками.

Небо над вулканом было пепельного оттенка; теперь стало ясно, что мгла, царившая во время бури и казавшаяся доктору необъяснимой, была вызвана клубами пепла, застилавшего солнце непроницаемой завесой. Явление это напомнило Клоубонни аналогичный феномен, имевший место в 1812 году на острове Барбадосе, который среди белого дня погрузился в глубокий мрак, - столько пепла было выброшено вулканом острова святого Викентия.

Огромная огнедышащая гора, вставшая перед путешественниками посреди океана, была высотой в тысячу туазов, то есть не меньше Геклы.

Линия, проведенная от вершины горы к ее основанию, составляла с горизонтом угол около одиннадцати градусов.

По мере приближения к берегу гора как бы выплывала из волн. На ней не было заметно ни малейших признаков растительности. Казалось, даже и побережья не было; крутые склоны обрывались в море.

- Удастся ли нам пристать? - спросил доктор.

- Ветром нас несет прямо к острову, - ответил Альтамонт.

- Но берег такой крутой, что решительно негде высадиться!

- Так только издали кажется, - заметил Джонсон. - Во всяком случае, место для шлюпки найдется. А это все, что нам нужно.

- Попробуем, - печально промолвил доктор.

Клоубонни даже не хотелось смотреть на необычайный остров, поднимавшийся перед ним. Полюс находился именно здесь, но человека, открывшего эту землю, уже не было в живых.

В пятистах шагах от прибрежных скал море словно кипело под действием подземного огня. Остров, который оно омывало, имел в окружности не больше девяти или десяти миль; если земная ось и не проходила через него, то все же он должен был находиться у самого полюса.

Приближаясь к берегу, мореплаватели заметили крохотную бухточку, где шлюпка вполне могла бы приютиться. Они тотчас же направились туда, хотя и боялись увидеть тело капитана, выброшенное бурей на скалы.

Однако было мало шансов, что труп будет выброшен на берег. Ведь у острова почти не было побережья, и морские волны дробились об отвесные утесы. Толстый слой пепла, на который от века не ступала нога человека, покрывал скалы выше уровня, до которого достигали волны прибоя.

Наконец, шлюпка проскользнула в узкий проход между двумя рифами, чуть выступавшими над водой, и вошла в бухту; там она была вполне защищена от прибоя.

Жалобный вой Дэка усилился; несчастный пес как бы призывал капитана, требовал его у безжалостного моря, у безответных скал. Доктор гладил его, пытаясь успокоить, как вдруг верный пес, как бы желая заменить своего хозяина, сделал огромный прыжок и первым очутился на скале; вокруг него поднялось целое облако пепла.

- Дэк! Дэк! сюда! - кричал Клоубонни.

Но Дэк не слышал зова и быстро скрылся из виду. Мореплаватели стали высаживаться; очутившись на берегу, они надежно закрепили шлюпку.

Альтамонт хотел было подняться на огромную груду камней, как вдруг невдалеке раздался необычайно энергичный лай Дэка, выражавший скорее горе, чем гнев.

- Слушайте! - сказал доктор.

- Наверно, напал на след какого-нибудь животного, - заметил боцман.

- О нет! - содрогнувшись, ответил Клоубонни. - Это жалобный вой, - в нем слышатся слезы. Он нашел тело Гаттераса...

При этих словах все четверо бросились бежать сквозь вихрь ослеплявшего их пепла по следам Дэка; они спустились к небольшой бухте, где на полоске низкого берега шириною футов в десять неприметно замирали волны прибоя.

Дэк лаял, стоя возле трупа, закутанного в английский флаг.

- Гаттерас! Гаттерас! - вскричал доктор, бросаясь к телу своего друга.

Вдруг Клоубонни испустил громкий крик.

Окровавленное, по-видимому, безжизненное тело вздрогнуло под его рукой.

- Он жив! жив! - вскричал доктор.

- Да, - отозвался слабый голос. - Я жив и нахожусь у полюса, куда меня выбросила буря! На острове Королевы!

- Ура! Да здравствует Англия! - крикнули все пятеро в один голос.

- Да здравствует Америка! - добавил доктор, протягивая одну руку Гаттерасу, а другую Альтамонту.

Дэк тоже кричал "ура" на свой манер, но ничуть не хуже остальных.

В первые минуты эти славные люди не помнили себя от счастья, найдя живым товарища, которого уже оплакивали; радостные слезы застилали им глаза.

Доктор осмотрел Гаттераса. К счастью, капитан не получил серьезных ушибов. Его отнесло ветром к острову, но достигнуть берега было крайне трудно; несколько раз отважного моряка уносило волнами в море, наконец ему удалось, собрав остаток сил, выбраться на сушу.

Завернувшись в национальный флаг, он потерял сознание и пришел в себя только от ласк и лая Дэка.

Когда ему была оказана первая помощь, Гаттерас смог подняться на ноги; опираясь на руку доктора, он направился к шлюпке.

- Полюс! Северный полюс! - повторял он дорогой.

- Как вы счастливы, Гаттерас! - говорил Клоубонни.

- Да, счастлив! А разве вы сами, друг мой, не счастливы? Разве не радуетесь, что мы находимся здесь? Ведь земля, на которой мы стоим, лежит у полюса! Пройденное нами море примыкает к полюсу! Воздух, которым мы дышим, - атмосфера полюса! О, Северный полюс, Северный полюс!

Гаттерас говорил, задыхаясь от волнения; он был словно, в горячке, доктор тщетно старался его успокоить. Глаза капитана горели необычным огнем; мысли так и кипели у него в голове. Доктор приписывал это чрезмерное возбуждение страшным опасностям, перенесенным Гаттерасом.

Капитан явно нуждался в отдыхе; поэтому его товарищи стали подыскивать удобное для привала место.

Альтамонт вскоре нашел среди хаотического нагромождения глыб небольшую впадину, своего рода пещеру. Джонсон и Бэлл принесли туда продукты и спустили на берег гренландских собак.

К одиннадцати часам все было уже готово. Разостланная на земле палатка служила скатертью; завтрак, состоявший из пеммикана, солонины, кофе и чая, был сервирован и требовал только одного, - чтобы его съели.

Но прежде всего Гаттерас захотел определить географическое положение острова.

Доктор и Альтамонт взяли инструменты и, произведя наблюдения, установили, что пещера находится под 89ь59'15" северной широты. Под этой широтой долгота уже не имела значения, так как все меридианы пересекались в точке, находившейся на несколько сот футов выше.

Итак, остров действительно лежал у Северного полюса, и девяностый градус северной широты, отстоявший от их пещеры всего на сорок пять секунд, или на три четверти мили, проходил через вершину вулкана.

Узнав результаты наблюдения, Гаттерас потребовал, чтобы они были занесены в протокол; он будет написан в двух экземплярах, один из которых оставят в возведенном на берегу туре.

Доктор вооружился пером и составил следующий документ, один экземпляр которого в настоящее время хранится в архиве Королевского географического общества в Лондоне.

"11 сего июля 1861 года капитан Гаттерас, командир судна "Форвард" из Ливерпуля, открыл остров Королевы у Северного полюса, под 89ь59'15" северной широты. Настоящий документ подписан капитаном Гаттерасом и его товарищами.

Нашедшего этот документ просят доставить его в адмиралтейство.

Подписали: Джон Гаттерас - командир судна "Форвард", доктор Клоубонни, Альтамонт - капитан судна "Порпойз", Джонсон - боцман, Бэлл - плотник".

- А теперь, друзья мои, - за стол! - весело провозгласил доктор.

	Введите условия поиска Отправить форму поиска на сайте все яхты Web