Введите условия поиска Отправить форму поиска на сайте все яхты Web

Шли дни. Риджуэй достиг острова Мадейра, где встречался с репортером из воскресной газеты «Пипл», а затем его путь лежал через экватор в Южную Атлантику. Он по-прежнему не мог избавиться от стресса одиночного плавания. Каждая критическая ситуация усугубляла это состояние. Застигнутый шквалом, он писал:

- На палубе началась жестокая борьба за спасение двух парусов; ветер вопил от ликования. В конце концов он затих, а я спустился вниз и разразился слезами. По какой-то непонятной причине я не мог избавиться от эмоционального напряжения одиночества. Я отметил, что за истекшие двадцать семь суток плакал каждый день. Что-то в самом деле случилось со мной - я был просто не в состоянии расслабиться.

Тем не менее он продолжал спускаться на юг по маслянистым волнам штилевой полосы, устремляясь в зону юго-восточных пассатов, бороться с которыми ему предстояло на переходе длиной в полторы тысячи миль до мыса Доброй Надежды. Его судно методично ударялось днищем о воду, сотрясаясь всем корпусом при столкновении с каждой волной. Риджуэй давно заметил на палубе трещинки не толще волоса вокруг кормовой планки крепления штага, и вот по мере того как текли дни, палуба в этом месте стала понемногу деформироваться, трещины, пуская пузыри, стали то открываться, то закрываться. Если бы оторвалась планка, не удержалась бы и мачта, а это далеко не радужная перспектива в пустынных просторах Атлантики. Более того, радиопередатчик вышел из строя, и теперь не было никакой надежды на то, что его услышат и придут на помощь. Риджуэй сделал все, что мог, чтобы устранить повреждение, - он заменил планку, однако палуба продолжала зловеще пучиться, и это случилось на пороге Южной Атлантики. Входить в ее воды на поврежденном судне и без радиосвязи представлялось делом слишком опасным.

Наконец 16 июля в 600 милях южнее экватора Риджуэй признал свое поражение и повернул на запад, к бразильскому порту Ресифи. Ошеломленный неудачей, он писал в судовом журнале:

- Не припоминаю, чтобы мне приходилось сдаваться в прошлом. Теперь же я чувствую себя выбитым из калеи и ни на что не годным. Будущее представляется мне бесплодным, мне нечего больше сказать, но должно же существовать что-нибудь, чем заполнить этот вакуум.

Да, должно существовать. По возвращении в Англию он с головой окунулся в осуществление , своего замысла создать в Ардморе школу искате лей приключений. Он всегда был честен с самим собой и вот что сказал мне:

- Не думаю, чтобы мне удалось обойти вокруг света при моем состоянии и на том судне. Я был слишком неуверен в самом себе.

Чтобы признаться в этом, требуется, пожалуй, больше мужества, чем продолжать упорствовать.

Чей Блай «заплыл» дальше Риджуэя. Обогнув мыс Доброй Надежды, его «Дайтискус-Ш» вошел в Южный океан, однако ветровое рулевое устройство получило повреждения, и, чтобы радировать в Южную Африку с просьбой заказать для него необходимые детали в Англии, он занял немного топлива для своего генератора с яхты «Джилиан  Гаггинз», с которой встретился у острова Тристан-да-Кунья. 13 сентября он достиг порта Ист-Лондон на южном побережье Африки, где ему было объявлено, что он дисквалифицирован и снят с дистанции. Блай так ответил на это:

- Не понимаю, как «Санди тайме» может дисквалифицировать меня, поскольку я не вступал ни в какую гонку.

Он был полон решимости продолжать плавание и, отремонтировав ветровое рулевое устройство, снова пустился в просторы Южного океана.

Помимо того, что Блай не имел опыта, нужно  добавить, что его судно не годилось для встречи с огромными волнами Южного океана. Вот что он  рассказал мне: |

- Мое судно походило на судно Джона тем, что у него были скуловые кили, однако оно имело гораздо больший запас плавучести в кормовой части и вело себя превосходно до тех пор, пока я не достиг «Ревущих сороковых». Там стало происходить следующее - благодаря - этому избыточному запасу плавучести, судно, так сказать, подкидывало задом и таким манером съезжало по склону волны, зарываясь при этом носом. В таком случае вероятны две вещи: судно может перевернуться через нос, т.е. сделать сальто, либо стать к волне лагом¹-и тогда его начинает волочить бортом вперед—и оно просто опрокинется. Однако однокорпусное судно обязательно возвращается в первоначальное положение благодаря весу киля и балласта.

Чей Блай вернулся в Ист-Лондон. Итак, второй участник гонки сошел с дистанции.

К этому времени Робин Нокс-Джонстон на своем «Сухаили» догнал и обошел Блая. Плавание по Атлантике было полно событий, и некоторые из них вполне могли вывести его из гонки. 30 июня, на шестнадцатые сутки после выхода из Фалмута, он заметил, что в судно поступает воды больше обычного. Он только что миновал Острова Зеленого Мыса. Пришлось надеть маску, ласты и спускаться за борт, чтобы посмотреть, в чем дело. Там он обнаружил устрашающую щель длиной примерно в два с половиной метра, идущую вдоль шва в том месте, где киль крепится к корпусу. По мере того как «Сухаили» раскачивался на волне, щель эта то открывалась, то закрывалась. Легко было себе представить, что произошло бы на свирепом волнении в Южном океане.

Робин Нокс-Джонстон вынырнул на поверхность, взобрался на палубу, закурил и задумался над проблемой, которая, как я полагаю, заставила бы выйти из гонки большинство участников. Вот как описывает ремонт сам Робин в книге «Мой собственный мир».

- Решив, что тут не обойтись без конопачения, я стал размышлять, как проделать это на глубине полутора метров. В обычных условиях сухие скрученные хлопковые пряди загоняют специальным молотком в шов, закрепляют там наполнителем, затем закрашивают, я не мог проделать этого, но все же решил попробовать хлопок, надеясь, что ничего страшного не случится, если он будет мокрым. Однажды нам приходилось заниматься подобной операцией посреди Аравийского моря, и это было нелегко, но тогда мне помогали двое, они же следили за акулами. На этот раз приходилось делать все в одиночку и лишь надеяться на то, что любую акулу можно обнаружить, пока она кружит поблизости.

Двое суток спустя он законопатил щель по правому борту. Во время плавания по Атлантике он вообще регулярно купался, проявив уверенность в самом себе и отличное знание моря, то есть те качества, которые помогли ему завершить путешествие. Обычно он нырял вперед с носа, плыл изо всех сил, а затем, когда судно обгоняло его, в мгновение ока взбирался на корму. Такая операция требовала тонкого расчета - ведь можно было остаться в одиночестве посреди океана.

Были и другие критические ситуации. Однажды у него сломался генератор для подзарядки аккумуляторов, и ему пришлось разбирать на части магнето. И только в процессе сборки он понял, что забыл отрегулировать зазор между полюсами.

- Я нашел выход из положения, когда перелистывал книгу—на один дюйм приходится двести страниц, следовательно, толщина страницы равна пяти тысячным. Мне же был необходим зазор примерно 12-15-тысячных, т.е. толщина трех страничек. Генератор снова заработал.

Однако у него были сомнения. Он даже собирался закончить гонку в Кейптауне. Вот как он описывает свои переживания:

Почти каждый мореплаватель-одиночка, отважившийся войти в Южный океан, переживал опрокидывание своего судна. Это произошло с Нокс-Джонстоном почти сразу же, буквально через трое суток после того, как он оказался в «Ревущих сороковых». Подобно рассказам других мореплавателей-одиночек, его описание этого происшествия удивительно деловито.

Наступил вечер 5 сентября. Днем ветер изменил направление и, усиливаясь, задул с запада; он быстро разогнал крупное волнение, которое столкнулось с зыбью от прежнего ветра. Это вызвало толчею, и теперь волны шли со всех направлений. С наступлением ночи Нокс-Джонстон убрал грот, оставив яхту под крошечным штормовым кливером, который управлялся «Адмиралом». Джон лежал на своей койке одетым, не сняв даже мокрой штормовки, укрывшись куском парусины, и наконец впал в забытье, убаюканный воем ветра в снастях и ударами волн о корпус яхты.

Его бесцеремонно разбудили в непроглядной тьме какие-то тяжелые предметы, которые посыпались на него, и он мгновенно сообразил, что яхта лежит на борту. Он попытался встать на ноги, но почувствовал, что пригвожден к койке, на него словно надели смирительную рубашку-кусок парусины, которым он укрывался, был завален всевозможным снаряжением. В тот самый миг, когда Нокс-Джонстон все-таки освободился от навалившегося на него груза, яхта выпрямилась, и он полетел куда-то в темноту. Придя в себя, он нащупал люк, ведущий на палубу, страшась взглянуть на мачту, которая наверняка должна была сломаться, когда яхта выпрямилась, преодолевая сопротивление цепляющегося за судно моря. Рывком он распахнул люк, высунул голову наружу в темноту под каскады брызг и с великим трудом разобрал в темноте очертания мачты и бушприта. Он не поверил своим глазам - те были целы!

Яхта прыгала среди толчеи волн как дикий жеребец, он видел полосы сердитой пены в темноте ночи, но едва различал палубу, на которой стоял. Он никогда не пользовался страховочным концом, чтобы не стеснять движений, но стал осторожно продвигаться вперед, цепляясь поочередно за штаги, ощупывая в темноте каждую снасть, чтобы убедиться в том, что она цела и находится на месте. Почти на полдороге до бака другая гигантская волна обрушилась на яхту; она накрыла его с головой, оторвала ноги от палубы; все, что он сумел сделать,-это вцепиться в снасти, покуда ревущая черная вода старалась оторвать его. Когда волна пронеслась дальше, Нокс-Джонстон пробрался в кокпит и опробовал ветровое рулевое устройство; в кромешной тьме ему не удалось установить, получило ли оно повреждения, затем он спустился в заваленную всевозможными предметами каюту, где было по щиколотку воды.

Прежде всего было необходимо откачать воду. Взявшись за привычное дело, Нокс-Джонстон немного успокоился; адреналин, который выработался в организме, начал разрушаться. Откачав почти всю воду, он стал разбирать завал из вымокших насквозь упаковок с продуктами, одежды и прочего снаряжения. Неожиданно он заметил настоящий водопад, который пробивался снаружи, через бортовую переборку каюты, в том месте, где она сходилась с палубой. При тщательном осмотре он с ужасом обнаружил там множество трещин, которые разбегались в разные стороны,- это означало, что волны неумолимо отрывали крышу каюты от палубы, и могла образоваться огромная дыра размером четыре на два метра, открывавшая свободный доступ воде внутрь яхты. В таком случае он уже не смог бы спасти судно от затопления. Немедленно предпринять что-либо было невозможно, потому что шторм достиг своего апогея. Оставалось терпеливо ждать. На следующее утро, ожидая, когда улягутся волны, он плотно позавтракал, затем просмотрел все аварийные материалы, чтобы отобрать длинные болты для крепления крыши. Он провел остаток дня в утомительном сверлении крепежных отверстий в упрямом тике палубы и переборки и только через двое суток мог приступить к ремонту ветрового рулевого устройства, но даже тогда волны несколько раз накрывали его с головой.

Жизнь превратилась в опасный, полный всяческих неудобств и одиночества процесс, и более того—процесс этот тянулся бесконечно.

У альпиниста иные переживания, порой он подвергается гораздо большему риску, но зато не так долго. В горах экспедиция редко длится больше двух-трех месяцев, из которых само восхождение, т.е. отрыв от относительного комфорта базового лагеря, в крайнем случае измеряется неделями. 9 сентября, все еще у мыса Доброй Надежды, Нокс-Джонстон подвел следующие итоги в судовом журнале:

- Я весь покрыт синяками - так меня швырнуло. Моя кожа зудит от постоянного трения о мокрую одежду; я забыл, когда умывала в последний раз, и чувствую себя ужасно грязным, полностью истощенным как физически, так и морально, и это после того кик я провел в Южном океане всего неделю. Мне кажется, что прошли годы с той поры, как я," сделав поворот фордевинд², пошел на восток; на самом деле это произошло в прошлый вторник, шесть суток назад, и меня ожидают еще 150 суток подобных испытаний... Почему я не захотел плавать на больших судах?

По-видимому, каждый искатель приключений задает самому себе аналогичные вопросы, когда попадает в переплет. В течение последующих 150 суток передышки почти не было, но Нокс-Джонстон продолжал плавание, эксплуатируя судно до предела возможностей, не только потому, что верил, что в состоянии завершить плавание, он желал большего - победить. Южнее Австралии ветровое рулевое устройство вышло из строя окончательно. И снова он подумал о прекращении гонки. Однако природный оптимизм победил. Он забрался так далеко, настолько увлекся гонкой, что было просто жаль бросать все. Он решил подойти ближе к Новой Зеландии и только тогда принять окончательное решение. Остальные участники находились далеко за кормой. Муатесье и Луак Фуджерон стартовали 21 августа, Билл Кинг - трое суток спустя. Интересно отметить, что молодые участники, т. е. те, кому еще не исполнилось тридцати, вышли в море как можно раньше, сознавая, что им придется входить в Южный океан, следуя по пятам за зимой, в то время как участники постарше, те, кому перевалило за сорок (Биллу Кингу было уж за пятьдесят), избрали для старта поздние сроки, что позволяло им надеяться на более спокойное плавание в «Ревущих сороковых». Кроме того, у Муатесье и Кинга были более крупные суда - по 13 метров в длину; правда, 10-метровый катер⁴ Фуджерона не превосходил размерами суда молодых участников. Фуджерон и Муатесье решили не брать с собой радиопередатчики, желая из эстетических соображений порвать всякую связь с землей. Однако Фуджерон прихватил приятеля - дикого котенка по кличке Рулис. Но их дружба продолжалась недолго, потому что котенок перевернул все вверх дном в каюте, воровал пищу и грыз пластиковое покрытие кабелей, ведущих к антенне радиоприемника. Через несколько дней он передал котенка на проходящее судно и с облегчением вернулся к полному одиночеству. Фуджерон и Муатесье обладали самым солидным опытом одиночного плавания на большие расстояния, однако Фуджерон не дошел даже до «Ревущих сороковых». Он был застигнут жестоким штормом в Атлантике, опрокинулся ночью, т.е. испытал все, что так хорошо описано Нокс-Джонстоном. Он сам рассказал об этом так:

- Я свернулся калачиком на узенькой койке и ждал, когда наконец сорвавшееся, словно с цепи, море одержит надо мной победу. Что делать ? Судно, влекомое ужасающей силой, всякий раз становится лагом. Меня плотно прижимает к переборке каюты, а затем все погружается во мрак. На мою голову обрушивается каскад из кухонной утвари, книг и бутылок, банок с джемом, т. е. на меня летит все, что не закреплено, и посреди этого хаоса, этой свистопляски я тоже лечу на другой борт. В это мгновение мне кажется, что наступает конец, что море раздавит меня, не позволит, чтобы я снова показался на поверхности.

Судно все же стало на ровный киль, мачта уцелела, но с Фуджерона было достаточно, он решил добраться до ближайшего порта и зашел на остров Святой Елены, выбыв из гонки.

^{1 Лагом-бортом к волне.- Прим. ред.}

^{2 Поворот фордевинд - при таком повороте парусное судно пересекает линию ветра кормой -Прим ред}

^{3 Дартмур-тюрьма, построенная в 1809 году первоначально для французских военнопленных в районе Дартмур -суровом краю холмов и болот в графстве Девоншир - Прим. ред}

^{4 Катер-небольшое парусное судно (яхта) с закрытой палубой, с бушпритом, с двумя кливерами и трапециевидным парусом-гротом на мачте.- Прим. ред.}

	Введите условия поиска Отправить форму поиска на сайте все яхты Web