|
|
|
|
|
|
|
|
|
И еще они плыли День, Ночь и День... И, слава богу, им никто больше не встретился на их нелегком пути!.. Но во вторую Ночь их все-таки догнал злой и беспощадный шторм. Снова разлетались снасти!.. Рвались мокрые веревки, разваливались блоки, трещали по всем швам паруса!.. Большой парус - почти в сто квадратных метров, разлетелся в клочья! Не сладить было с ним на такой волне, при таком ветре - ни рифы взять, ни убрать его вовсе!.. Рук не хватало, сил человеческих... Бултыхались в черной, пенной воде под одним стакселем. Может быть, это и спасло, что грот разлетелся ко всем чертям... Штурвал в четыре руки удерживали. Молились, только бы не заклинила цепная передача! Только бы не потерять управление!.. А вокруг - ни одной живой души!.. Правда, под утро, когда ветер уже стал слегка стихать, осторожно подошло какое-то суденышко (так и не разобрали в предрассветных сумерках - кто, что, откуда?..), предложило помощь - все конец толстого каната с кормы показывали, дескать, "не взять ли вас на буксир, господа хорошие?.. " Но Василий сказал Арону: - Пошли они... За этот буксир они у нас потом все карманы вывернут! А нам еще жить на что-то надо... Когда мы еще яхту продадим? Когда свои миллионы получим!.. Точно? - Точно, - ответил ему Арон. - Не маленькие. Сами выгребемся. А утром - будто ночью ничего и не было! Тишь, гладь, да божья благодать... Вода - зеркальная, без единого барашка. Чуть парит, и от этого в усталых, провалившихся глазах горизонт дрожит, размывается, теряет четкость и смотреть на него подолгу трудно. От напряжения слезы наворачиваются, в висках начинает стучать... Шли под одним рваным и излохмаченным стакселем и верным двигателем. Под мерный стук дизеля пили кофе из термоса. Со встречного курса прилетел маленький самолетик. Снизился, покружился над "Опричником", помахал крылышками, развернулся и улетел обратно. - Наверное, Хайфа близко, - сказал Арон. - С чего это? – спросил Василий. - А такие маленькие далеко не летают... - Не скажи. Вспомни пацана немецкого - Руста. Откуда он прилетел, чтобы на Красную площадь усесться? А самолетик такой же! Арон пожал плечами, ничего не ответил. Во всю пекло солнце. Наверное, уже израильское... И на долгие разговоры просто не было сил. Когда солнце стояло в зените и жара стала несусветной - показалась Хайфа. Вернее, не столько Хайфа, сколько мыс Рас-эль-Курум, как сообщил Василий, держа в руках последний том лоции Юго-Восточной части Средиземного моря, изданный в одна тысяча девятьсот семьдесят шестом году Министерством обороны Союза ССР и Главным управлением навигации и океанографии. Прямо по курсу уже виднелось большое белое здание госпиталя, неподалеку от него угадывался высоченный элеватор... Справа торчал в небо позолоченный купол храма, а в глубине мыса, на вершине горы еще одно приметное здание. Как сказал всезнающий Василий - гостиница. Василий приволок из каюты крупномасштабную карту "Подходы к порту Хайфа" - в одном сантиметре пятьдесят метров, поглядел на нее внимательно, прикинул на глаз новый курс и сказал Арону: - Ароша... Лево руля градусов на пятнадцать-двадцать. Как говорят в Одессе - теперь это без разницы. Этот мыс - Рас-эль-Курум все равно обходить. - Заход в порт со стороны бухты Акко. А здесь у них главная набережная. Здесь ни рыбы не половишь, ни на якорь не станешь. Сплошные запреты!.. Как у нас... Арон молча довернул и повел "Опричник" параллельно берегу. Минуты через три откашлялся и неуверенно сказал: - Знаешь, Васька... А может, не будем продавать яхту?.. Я чего-то к ней так уже привык... Да и насобачились мы на ней вроде. Неужели мы с тобой без этих миллионов на житуху не заработаем? А по первости на ней даже жить можно... Василий отложил в сторону карту и лоцию, уселся на банку кокпита и уставился на Арона. Покачал головой удивленно и сказал: - Телепат хренов...
КАК АРОН И ВАСЯ БРОСИЛИ ЯКОРЯ В ТЕПЛЫЕ ПРИБРЕЖНЫЕ ИЗРАИЛЬСКИЕ ВОДЫ НА ГЛАЗАХ У ВСЕЙ ХАЙФЫ А еще через минуту от мыса Рас-эль-Курум к ним наперерез примчался большой белый катер, в котором были три человека - двое в незнакомой Арону и Василию форме, а третий – лет пятидесяти, в белых брюках и белой рубашке без воротничка. Он так темпераментно махал руками и что-то кричал, что Арон невольно сбросил газ и вопросительно уставился на него. А Василий сплюнул в сердцах и уже отработанно гаркнул: - Ай гоу ту Хайфа!!! - А это что?! - простонал человек в рубашке и показал на мыс Рас-эль-Курум. - Господин Рабинович и господин Иванов!.. Я - Шапиро из Мелитополя! Я пока буду ваш переводчик!.. Немедленно повертайте к набережной!!! Вас же там вся Хайфа ждет!.. - Но там нет причала!.. - крикнул Арон. - Для кого?! Для вас?! Мишугине! Следуйте за мной! - распорядился Шапиро и что-то на иврите сказал людям в форме. Те рассмеялись, развернули катер и, стараясь не уходить далеко от "Опричника", неторопко повели катер к берегу - туда, где виднелся белый госпиталь, золотой купол храма, элеватор и гостиница на горе. Арон прибавил обороты двигателю и повел яхту за катером с Шапиро из Мелитополя на борту. Когда до набережной оставалось метров сто пятьдесят, Василий и Арон увидели огромную толпу встречающих – человек триста, не меньше! Над набережной висел длинный белый транспарант, на котором по-английски было написано метровыми буквами: "АЙ ГОУ ТУ ХАЙФА! " - Ничего себе... - пробормотал Василий. - Мамочка родная!.. - Попали!.. - сказал Арон и резко замедлил ход яхты, переведя двигатель на реверсивный режим. - Ты что?.. Ты что?! - испугался Василий. - Ничего! – отрезал Арон. - Я пока себя в порядок не приведу, близко не подойду к берегу! - Неудобно, Арончик... - прошептал Василий, поглядывая на рукоплещущую толпу. - Неудобно в таком виде на глаза людям показываться, - сказал Арон. - Ты на себя посмотри! Это же кошмар какой-то!.. Арон оглядел Василия с головы до ног и будто увидел его впервые: обросшего длинными неопрятными космами, с двухнедельной щетиной, грязного, измученного, в пропотевшей и уже продранной тельняшке, в разорванных шортах, сделанных из обычных старых рабочих брюк при помощи одного взмаха ножниц, с грязными заскорузлыми руками, колени в ссадинах, черная пиратская шапочка смотрела сломанным козырьком куда-то вбок, на ногах вместо бывших баскетбольных кедов чудовищные опорки... - Ужас... - сказал Арон. - Просто тихий ужас!.. А теперь посмотри на меня. Что ты видишь? Василий пожал плечами: - Наверное, то же самое... Только в два раза больше. - Тем более! - сказал Арон. - Вали на бок, убирай стаксель к чертовой матери и становись на носовой якорь. А я отдам второй якорь с кормы. Шапиро из Мелитополя углядел, что "Опричник" остановился и в панике закричал с катера: - Что случилось, господин Иванов?! Что такое, господин Рабинович?! Ловко и очень профессионально Василий убирал стаксель. Арон выключил двигатель и крикнул в ответ Шапиро: - Не волнуйтесь! Сейчас встанем на якорь, а через тридцать минут подойдем к стенке! О'кей? - Никакого "о'кея"!.. - в ужасе закричал Шапиро из Мелитополя. - Вы сошли с ума! Люди уже второй час ждут встречи с вами! - Подождут еще полчаса, - ответил ему Арон. - Мы почти пятьдесят лет ждали встречи с ними!.. Шапиро в отчаянии схватился за голову, а катер умчался к причальной стенке набережной, где стояла толпа местных жителей в ожидании героев всемирной прессы, радио и телевидения - легендарных Василия Рабиновича и Арона Иванова. Цветы, оркестр, восторженные крики!.. На "Опричнике" Василий уже отпустил стаксель и даже успел аккуратно сложить его в мешок. И теперь, охая и кряхтя, подтаскивал тяжеленный якорь с толстой железной цепью к носовому релингу. Точно то же самое, но на корме делал Арон. Только без оханья и кряхтения. Он просто поднял стокилограммовый якорь с провисающей цепью и теперь держал его в руках в ожидании, когда Василий будет в состоянии опрокинуть свой якорь за борт. - Держись, Васюся! Сейчас мы им покажем, как это делается! - крикнул Арон. Готов? - Готов!.. - сдавленным от налряжения голосом откликнулся Василий. - Отдать якоря!!! - прогремел Арон. Оба якоря с носа и кормы упали в воду одновременно. Толпа на берегу зааплодировала! Загрохотали якорные цепи... По мере погружения якорей в пучину Средиземного моря грохот цепей все усиливался и усиливался, становился почему-то все громче, все страшнее!.. Затихла на берегу толпа... Арон и Василий недоуменно переглянулись и вдруг почувствовали, как "Опричник" затрясло, залихорадило!.. Вибрация стала такой мощной, что им поневоле пришлось уцепиться за что попало, чтобы не свалиться в воду! Жутко грохотали якорные цепи!.. Тряска достигла невероятного предела и вдруг...
... БЕДНАЯ СТАРАЯ ЯХТА С НЕЛЕПЫМ И НЕЗАСЛУЖЕННЫМ НАЗВАНИЕМ, ПОСТРОЙКИ ОДНА ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ ТРИДЦАТЬ СЕДЬМОГО ГОДА, СОРОК ПЯТЬ ЛЕТ ПРОЛЕЖАВШАЯ В СЫРОЙ ЛЕНИНГРАДСКОЙ ЗЕМЛЕ, КУПЛЕННАЯ АРОНОМ И ВАСИЛИЕМ ЗА ПЯТЬ ТЫСЯЧ РУБЛЕЙ, ВОССТАНОВЛЕННАЯ ЗА ДВАДЦАТЬ, ЛЕТАВШАЯ ПО ВОЗДУХУ ИЗ ЛЕНИНГРАДА В ОДЕССУ, НЕ ПОТОПЛЕННАЯ БОЕВЫМИ РАКЕТАМИ РОССИИ И АМЕРИКИ, ПРОШЕДШАЯ ПО МНОГИМ МОРЯМ ПОЛТОРЫ ТЫСЯЧИ МОРСКИХ МИЛЬ, ВЫСУШЕННАЯ БЕЗЖАЛОСТНЫМ СОЛНЦЕМ, ИСТРЕПАННАЯ БЕСПОЩАДНЫМИ ШТОРМАМИ, НЕ ВЫДЕРЖАЛА ОБЫЧНОЙ ЯКОРНОЙ ВИБРАЦИИ И НА ГЛАЗАХ У ИЗУМЛЕННОЙ ХАЙФЫ РАЗВАЛИЛАСЬ НА МЕЛКИЕ ЩЕПКИ!..
Несчастный "Опричник" рассыпался просто в прах!.. В прах рассыпалась и мечта о десяти миллионах долларов... Мечта проплыла по теплой прибрежной израильской воде обломками досок, обрывками парусов, кусками мачты, каюты, карт, вырезками из газет всего мира и фотографией Марксена Ивановича Муравича. Набережная застонала, закричала, зарыдала!.. - Васька... Где ты?.. - захлебывался тонущий Арон и беспомощно бил своими сильными руками по воде... - Арончик!.. - Василий уже наглотался воды и с выпученными глазами пытался ухватиться за что-то, выныривал и снова погружался в воду... От причальной стенки уже мчались спасательные катера, уже летели в воду пробковые круги... Теряя сознание, Арон ухватился за спасательный круг и вдруг совсем рядом услышал захлебывающийся голос Василия: - Не трогай, Арон!.. Минимум - пятьсот долларов... Арон в ужасе отдернул руку от круга и неожиданно для себя вдруг поплыл по-собачьи, приговаривая: - За такие бабки пошли они в жопу... И откуда силы взялись – он даже умудрился подплыть к Василию, который уже уходил на дно, держа в зубах выловленную фотографию Марксена Ивановича, подтянул его повыше над водой и прохрипел: - Греби, Васенька... Греби, родненький!.. А толпа на набережной вопила, кричала, неистовствовала... И если бы Василий и Арон не были бы сейчас так заняты спасением собственных жизней и не разучивали бы, несколько запоздало, азы элементарного плавания, а вгляделись бы в толпу на набережной, они наверняка смогли бы увидеть среди встречающих приодетых и сильно похорошевших Клавку в Ривку - своих бывших жен и настоящих сестер! А рядом с Клавкой и Ривкой они наверняка увидели б Нему Блюфштейна с двумя детьми, женой и старенькой одесской мамой... Но если бы Арон и Василий еще смогли бы и прислушаться к тому, что вопила толпа, они обязательно услышали бы, как Клавка и Ривка орали на весь Израиль: - Арончик!.. Васечка!!! - Васечка!!! Арончик!.. - Ой-ой-ой!.. Они же никогда не умели плавать!.. - Арончик!.. Васечка!.. Думается, что Арон и Василий могли бы услышать и бывшего инженера-майора Нему Блюфштейна, который причитал, словно синагогальный служака: - Боже мой... Боже мой!.. Хоть бы они выгреблись!.. И уж конечно Василию и Арону было бы очень приятно услышать, как Ривка и Клавка, не сговариваясь, одновременно показали пальцами на своих плывущих бывших мужей и настоящих братьев и со знанием дела сказали Неме хором: - За этих - не волнуйтесь! Эти - выгребутся!.. Но ничего этого Вася и Арон не слышали и не видели. Они плыли... Впервые, на исходе пятого десятка лет своей нелегкой и путаной жизни, задыхаясь и захлебываясь, помогая друг другу из последних сил, по-собачьи, но плыли!.. Плыли к берегу Хайфы. |
